— Шкурник! Небось, мечтает о собственном кабинете с частной клиентурой… — поддержал другой.
Прощаясь со связным, командир разведывательной группы старший лейтенант Антонов просил передать Катюше и подпольщикам, с которыми она установила контакт в райцентре, что предателя Морозова надо убрать и что если для этого нужна помощь партизан, то они ее окажут.
Через несколько дней в расположение партизан неожиданно пришла Катюша. Она сообщила, что Морозова можно захватить живым. Он, оказывается, собирается жениться на лаборантке госпиталя и вместе с ней каждую субботу ездит к ее родителям в село, расположенное в двадцати километрах от районного центра.
— Там у нее отец и мать, — рассказывала Катюша. — Отец — мельник. У них Морозов ночует, а в понедельник рано утром мельник отвозит их обратно в госпиталь. Для этой цели местный староста по указанию немцев каждый раз снаряжает возок.
— Пристроился, мерзавец, неплохо! — зло заметил Ларионов.
— Да! За «спасибо» таких благодеяний от гитлеровцев не дождешься! — добавил Антонов — Что ж! Придется заняться этим прихвостнем…
Старший лейтенант решил захватить Морозова. Помимо желания воздать ему должное за предательство он рассчитывал получить от него ценные сведения о противнике, в частности, об аэродроме…
В ночь под воскресенье девять партизан-разведчиков на трех подводах подкатили к опушке леса, в километре от которого темнели постройки села. К селу направились пешком, оставив подводы на опушке. По мере приближения к селу пряный аромат трав постепенно сменялся запахами сена и навоза. Лишь щелканье кузнечиков нарушало тишину, оно сопровождало шедших гуськом партизан вплоть до изгороди, неожиданно выплывшей из темноты.
Убедившись, что вышли к крайнему дому, разведчики направились задворками к центру села, отсчитывая одну за другой крестьянские усадьбы. Четырнадцатая от края, как объяснила Катюша, и будет усадьба мельника. Недалеко от нее в большом деревянном здании бывшей школы помещалась немецкая комендатура, а напротив — штаб местной полиции. Разведчики продвигались к выглядывавшему из темноты дому с высоко приподнятой крышей.
Бесшумно разведчики проникли в огород, пробрались во двор. Теперь надо было действовать быстро и, главное, без малейшего шума. Катя предупредила, что улица здесь патрулируется полицейскими, а ближе к центру села — немцами.
Не теряя ни минуты, партизаны приблизились к дому, прислушались, заглянули в щели ставней. Внутри тихо и темно. Входная дверь заперта.
— На засов, — прошептал разведчик, копошившийся у двери.
Но пока Антонов выставлял наблюдателя за улицей и устанавливал пулеметный расчет на случай, если придется отходить с боем, разведчики мастерски, почти без скрипа открыли дверь. Из сеней пахнуло запахом квашеной капусты и ароматом свежевыпеченного хлеба. «Еще бы! — подумал Антонов. — Хозяин — мельник. Как же не встретить будущего зятька свежим хлебом!»
Едва разведчики приоткрыли дверь из сеней в комнату, как раздался испуганный голос хозяйки:
— Кто тут?
— Свои, тихо! — шепотом поспешил ответить Антонов и, включив электрический фонарик, скользнул лучом света по комнате.
— Не шуметь! — басовитым шепотом повторил Ларионов, приблизившись с включенным фонариком к лежащему с открытыми глазами человеку.
По описанию Катюши — Морозов молодой блондин с властным лицом, а этот пожилой, черноволосый с проседью на висках. «Вероятно, он и есть мельник», — подумал Антонов. Проснулась и его дочь. В ее постели оказалась девочка лет восьми — девяти, о существовании которой в донесениях Кати Приходько не упоминалось.
Разведчики обыскали хату, но… увы! Никого больше не нашли.
— Где врач? — спросил Антонов сидевшую на постели дочь мельника.
— Какой еще врач? — раздраженно ответила та вопросом на вопрос.
— Не прикидывайтесь! «Какой?!». Тот, что в госпитале работает…
— Жених! — пробасил Ларионов.
— Нет здесь ни врачей, ни женихов… Ищите, если не верите, — со злой решимостью ответила дивчина, метнув недружелюбный взгляд на здоровяка в немецком кителе.
— Скрываешь! — вспылил Антонов. — Пеняй на себя… А ну, братва! Не иголка же этот доктор. Пошарьте хорошенько, загляните в подпол, на чердак, во все уголки!
В хате воцарилась тишина. Слышны были лишь мерное тиканье ходиков, шорохи в подполе и в сенях да порывистое дыхание девочки. Антонов подошел к постели, осветил фонариком девочку. Она дрожала, как в лихорадке, таращила испуганные черные глаза, точно ожидала, что сейчас ее схватят, ударят.
— Не бойся, девочка! — попытался Антонов успокоить ребенка. — Мы никого не тронем. Спи!
Но девочка не успокоилась, ее затрясло еще сильнее. Антонову показалось, что вот-вот она закричит. Он быстро отошел от кровати.
В комнату вернулся партизан, прозванный за малый рост и большую подвижность Шустрым. Он принес ручной чемоданчик, заполненный какими-то медикаментами, перевязочными материалами и набором хирургических инструментов.