Копай, Ами, копай…

Сироткин(торопливо): Ами, сейчас спецы подъедут. Времени не так много. Давай договоримся, ладно? Я тебя ни за что не выдам, в любом случае. Просто раньше я тебе не мог доверять, а сейчас могу, из‑за секрета. Ну, так получилось, сам понимаешь. Разве я за тобой следил? Нет ведь. Если бы не ракета, я бы и не узнал никогда, что ты на самом деле ходишь как все.

Ами(смакуя каждое слово): Я хожу. Я хожу как все.

Сироткин(горячечно): Ну вот. Это твой секрет, и я теперь его знаю, и обязуюсь… в общем, буду… ну, сам понимаешь. А ты тогда — так же и к моему секрету, ладно? Потому что у меня тоже кое‑что есть, свой секрет то есть, понимаешь? И мне одному уже трудно, раньше еще кое‑как справлялся, а теперь уже совсем никак, хоть ты тресни. А Далия — ну какой из Далии помощник? Нет, ты не подумай, она старается, очень старается. Но ведь женщина, да и годы уже, и радикулит тоже не помогает, позавчера ее так прихватило, встать не может, только на уколах и держу… понимаешь?

Ами(обратив наконец внимание на собеседника): Да погоди ты, Боаз. Я пока ни слова не понимаю. О чем это все? Что ты несешь? Какие секреты?

В глубине сцены слышатся сирены машин, видны мигалки спецов.

Сироткин(шепотом): Собака… Там у меня собака, Ами. Моя собака. У меня. Там. Понимаешь?

Ами(тоже шепотом): Где «там»?

Сироткин: Там, на Полосе. Ты не думай, я бы ее ни в жисть не оставил. Но это получилось как‑то само… (садится на землю и недоверчиво рассматривает свои руки). Они же хватали нас прямо из домов. И заталкивали. Хватали и заталкивали, по нескольку жлобов на человека. Тут за детьми‑то не уследишь, понимаешь? Я и внуков‑то не считал — все ли. А уж собаку и подавно… (всхлипывает) и пода — а-авно…

Ами(мягко, как умалишенному): Боаз, дорогой. Я, конечно, тебе помогу. Во всем, что потребуется. Я вот только не понимаю — в чем? Ты не мог бы объяснить мне еще раз? Только не торопись: времени у нас хватит. Никакие спецы не помешают, не волнуйся. Ну, давай, все по порядку…

Сироткин(выталкивая слова в перерывах между мучительными всхлипами): Я… я, наверное, сам виноват. То есть, не наверное, не наверное, а точно… Я должен был подумать о ней. А я не подумал. Они заперли ее в комнате, оставили там. Понимаешь?

Ами: Кого? Оставили кого?

Сироткин: Собаку. Мою собаку…Тебе это, может, смешно, да? В конце концов, это всего лишь собака, тьфу… они мне так и сказали, когда я пришел просить: это всего лишь собака, тьфу, мы не пойдем в Полосу из‑за твоей собаки. А я сказал: ладно, я и не хочу, чтобы вы шли, пустите меня одного, я схожу за ней сам, вы ведь заперли ее в комнате, вы ведь… а они…

Утыкается лбом в колени Ами Бергера, бормочет что‑то вовсе неразборчивое. Появляются спецы — «инопланетяне», неразличимые в своих комбинезонах и противогазах. Один из них встряхивает за плечо сидящего в инвалидном кресле Ами Бергера. Двое других отрывают Сироткина от Ами, начинают укладывать его на носилки. Сироткин вяло сопротивляется.

Спец: Эй, солдат, ты в порядке?

Ами(задумчиво): Хватали и заталкивали…

Спец: Что?

Ами: Хватали и заталкивали… (вдруг кричит) Оставьте его! Оставьте его в покое! Сейчас же! (крутанув колеса кресла, преграждает дорогу спецам) Я в порядке. И он тоже! Вам что, сто раз повторять надо? Он тоже в порядке. Отпустите его. Ну! Руки прочь, говорю, падлы!

Спецы ставят носилки с Сироткиным на землю, и тот, скуля, начинает выбираться из них, вставать на ноги.

Спец: Ты что, парень? Мы ж как лучше хотим. У него ведь шок явный, ты глянь только, сам убедишься: вон, вся будка в слезах…

Ами: В башке у тебя шок! Пойдем, Боаз, пойдем. Я тебе провожу. Вот так… вот так…

Ами и Сироткин покидают сцену. Затемнение.

Картина 14–я. Дом Сироткиных