Главным отличием наших спален было то, что в комнате Фели не было пузырящихся влажных обоев на стенах и потолке: во время ливней вода просачивалась и превращала мой матрас в сырое болото. В таких случаях мне приходилось уходить с кровати и проводить ночь, завернувшись в халат, в пропахшем мышами «крылатом» кресле, стоявшем в единственном сухом углу комнаты.
Спальня Фели, в противоположность моей, как будто возникла из кино. Стены покрывал изящный цветочный орнамент (кажется, моховая роза), а высокие окна обрамляли занавески из кружев.
Кровать с пологом на четырех столбиках казалась маленькой в столь огромной комнате и, почти незаметная, стояла в углу.
Слева от окон, на почетном месте, располагался исключительно элегантный комод эпохи королевы Анны, его изогнутые ножки были такие же стройные и изящные, как у танцовщиц на картинах Дега. Над ним на стене висело чудовищных размеров зеркало в темной раме, слишком большое для грациозных ножек внизу. Это очень напоминало Шалтая-Болтая: неприлично огромная голова на теле с ножками эльфа.
Я воспользовалась расческой Фели, чтобы открыть Библию на крышке комода. Из набора для ремонта шин я добыла гидроокись силиката магния, более известную как французский мел, или тальк. Это вещество предназначалось для того, чтобы предотвращать прилипание камеры к внутренней стороне покрышки, но это не то применение, которое я собиралась ему найти.
Я окунула одну из кисточек из верблюжьего волоса для макияжа в тальк и, последний раз заглянув в Библию для справки, написала краткое послание на зеркале жирными буквами: «Второзаконие. 28:27».
Сделав это, я вытащила платок из кармана и аккуратно стерла написанные слова. Сдула остатки просыпавшегося талька с крышки комода и стерла следы на полу.
Готово! Остальная часть моего плана гарантированно осуществится сама собой.
Она развернется благодаря неизбежным законам химии, а мне не придется пошевелить и пальцем.
Когда Фели в следующий раз устроится перед зеркалом и придвинется поближе, чтобы рассмотреть свою отвратительную шкурку, влага ее дыхания сделает видимыми слова, которые я написала на стекле. И послание крупно проступит прямо перед ней:
Второзаконие. 28:27.
Фели придет в ужас. Она бросится к Библии, чтобы прочитать абзац (на самом деле, может, и нет: поскольку эта цитата имеет отношение к внешнему виду, вполне может быть, что она и так знает ее наизусть). Но если она таки начнет ее искать, вот что обнаружит:
Поразит тебя Господь проказою египетскою, почечуем, коростою и чесоткою, от которых ты не возможешь исцелиться…
Как будто проказы недостаточно, еще речь идет о почечуе, то есть геморрое, — идеальный штрих, я полагаю.
И если я знаю свою сестру, она не сможет удержаться, чтобы не прочитать следующие строфы:
…поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца.
И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах, и не будешь иметь успеха в путях твоих, и будут теснить и обижать тебя всякий день, и никто не защитит тебя.
Ха-ха!
Увидев, как эти слова материализуются прямо на глазах, Фели поверит, что это послание от Бога, клянусь Старым Гарри,[38] как она пожалеет!
Я прямо видела эту картину: она бросится ниц на ковер, обуреваемая мыслями, испуганная и шокированная, не в состоянии произнести ни звука.
Я фыркнула, прыгая вниз по лестнице. Не могу дождаться.
У подножия лестницы, в вестибюле, стоял инспектор Хьюитт.
15
Инспектор выглядел подавленным.
Доггер, только что впустивший его, молча закрыл дверь и привычно испарился.
— Вам следует поразмыслить над тем, чтобы открыть дополнительный полицейский участок здесь, в Букшоу, — по-дружески сказала я, пытаясь подбодрить его. — Вы определенно сэкономите на бензине.
На инспектора не подействовало.
— Давай поболтаем, — сказал он, и у меня создалось впечатление, что он не особенно пытается сделать так, чтобы я чувствовала себя в своей тарелке.
— Конечно. Я в вашем распоряжении.
Я могу быть любезной, когда у меня есть настроение.
— Насчет твоей находки у фонтана, — начал он.
— Имеете в виду Бруки Хейрвуда? Да, ужасно, не так ли?
Инспектор был поражен.
Черт! Десять секунд в игре, и я уже совершила серьезную ошибку.
— Значит, ты его знаешь?
— О, все знают Бруки, — сказала я, быстро взяв себя в руки. — Он один из самых заметных типов в деревне. Во всяком случае, он был таковым.
— Ты его знала?
— Мне доводилось его видеть. В разных местах, понимаете. В деревне. И тому подобное.
Я плела невидимую сеть из правды и лжи — искусство, которым я особенно горжусь. Одна из хитростей этого дела — выдавать новую информацию до того, как у спрашивающего будет время задать очередной вопрос. Так что я продолжила: