Копье чужой судьбы

Заметив свободный диван, Сергей на ходу достал телефон.

– Как себя чувствуешь? – спросил, позвонив жене.

– Хорошо, – ответила Полина. – Очень хорошо, и рада, что сижу дома.

– Сообщила на работу?

– Да, сказала, что на больничном. По-моему, мне не поверили.

– Тебя это не должно волновать.

– Забрал перевод? – с нетерпением спросила Полина.

– Забрал. Сейчас буду читать.

– Скорей приезжай, я тоже хочу.

– В пару мест заскочу и приеду… – Сергей замолчал, прикидывая, удобно ли задать следующий вопрос.

– Насчет Кириченко… – Полина сама затронула эту тему. – Мы с ним встречаемся вечером в семь часов.

– Где? – Голос Сергея прозвучал напряженно.

– Сергея Макеева, два… – Она сделала паузу и со значением произнесла главное: – Квартира семьдесят пять.

– Так ведь это… – У него пересохло в горле. – В этой квартире живет… жил Гадкер.

Теперь замолчала Полина.

– Мне идти? – наконец спросила она.

– И не просто идти… – сказал Сергей и вдруг прокричал: – Бежать!

Глава 25 Берлинские подвалы

Воскресенье, 8 апреля 1945 года

Берлин

Трудно описать, да и не стоит описывать чувства, которые я испытал, встретив Анну в берлинском бомбоубежище. Живую, невредимую Анну Хиппиус.

Я прижал ее к груди так сильно, что она вскрикнула от испуга, не сразу сообразив, что я – это я. Шляпка с красной вуалью скатилась вниз по ступенькам и осталась лежать внизу. Мы про нее забыли.

Когда прозвучал отбой, все, кроме нас, покинули бомбоубежище. Мы сидели на лестнице, ощупывая и целуя друг друга, чтобы убедиться: мы оба живы. Миг нашей встречи настал, и мне больше нечего было желать.

Дежурный с извинениями попросил нас покинуть бомбоубежище и выключил свет, а мы все никак не могли оторваться друг от друга. Потолок, обработанный флюоресцентным покрытием, зарницей мерцал в темноте. Казалось, мы сидим не в душном подвале, еще недавно казавшемся адом, а в волшебной пещере.

Когда вышли на улицу, увидели, что мой автомобиль завалило обломками здания. Старик-парикмахер стоял посреди мостовой, забросанной щебнем и стеклами, нервно сцепив руки, то ли сожалея о разрушенной парикмахерской, то ли сочувствуя мне из-за утраты машины.

Ничуть не расстроившись, мы с Анной пошли пешком. Шли и говорили, говорили… Я рассказал, как оплакивал ее на развалинах дома, полагая, что она погибла во время ночной бомбежки. Она – про ту ночь, когда после концерта осталась ночевать в гримуборной, и это спасло ей жизнь. Деньги и одежда остались под руинами дома в Шпандау. Анну выручали сценические костюмы из костюмерной, где она теперь и жила. Зеленый капот и шляпка с красной вуалью получили свое логичное объяснение.

Мы утратили ощущение времени и, казалось, могли идти сколько угодно. Весна дарила нам иллюзию, будто впереди долгая жизнь. Во всяком случае мы с Анной в этом не сомневались, шагали по нагретому солнцем тротуару, и не было в мире людей счастливей, чем мы.