Копье и кость

Шиада была рада, когда гуляние закончилось: любовь к бессмысленным пышным сборищам, которыми так славен весь мир за пределами Ангората, у нее так и не появилась. Хотя, конечно, необходимость выйти к людям немного привела ее в чувство.

Поздним вечером Берад, одетый в подаренные тунику и плащ, снял с супруги праздничное облачение насыщенного зеленого оттенка. Они впервые за последнее время остались наедине. Раздетая донага Шиада поежилась.

– Замерзла? – заботливо спросил муж. – Я думал, здесь достаточно натоплено.

– Сейчас согреюсь, – проговорила женщина и опустилась в горячую ванну.

Берад помог ей выкупаться и вылезти из ванны, тщательно вытер тело.

– Ты поправилась, – сказал он с улыбкой, накидывая жене на плечи халат.

– По вполне объяснимым причинам, – ответила жрица в тон. Муж был слишком добр, терпелив и обходителен, чтобы ранить его собственной тоской и болью по архонскому принцу. К тому же с утратой последнего у нее и впрямь не осталось никаких надежд, кроме возвращения на Священный остров. Но Бераду пока об этом лучше не знать.

– От плотской любви большинство женщин поправляется, – согласился Лигар, затягивая тесемки халата вокруг женской талии.

– От плотской любви родятся дети.

Мужчина долго и пристально смотрел на жену, а потом расплылся в самой довольной улыбке из всех. Надо же! Он все думал, как бы наладить с ней отношения, а тут такая весть! Ребенок! Наконец-то… Наконец-то она окончательно станет частью его жизни. Наконец перестанет в глубине души чаять возвращение непонятно куда. Конечно, может, будет еще сожалеть еще какое-то время, но не более. Дети ведь, как известно, все меняют… Господи, помоги ей его родить.

Берад подхватил жену под ягодицы, закружил в воздухе, поставил и, поддерживая, с трепетом поцеловал. Держа лицо жены и глядя прямо в глаза, заговорил:

– Я думал порадовать тебя подарком, но, боюсь, он померкнет рядом с этим.

Счастливый, точно юнец, прошедший свою первую войну со славой и шрамами, которыми так гордятся мальчишки, Берад, не переставая широко улыбаться, крепко взял жену за руку и повел к кровати. Посадил на мягкую перину, попросил подождать.

Он подарил жене кольцо. Огромный золотой перстень, выполненный со всем изяществом, доступным его размеру. Гордый золотой грифон, стоя на задних лапах и вскинув мощные крылья, вставал в полный рост во всю фалангу пальца. Крылья были отделаны по краю тонкой огранки гранатами. В раскрытом клюве зверь держал крохотный сверкающий алмаз, расцвеченный всеми цветами радуги в отблесках пляшущего в камине пламени. На развороте крыла ювелиры выгравировали инициал ее имени.

Шиада не спешила надевать дар мужа и вообще имела такой же мрачный вид, как и все последние дни. Она не поднимала глаз, хотя наверняка чувствовала, как отчаянно он хочет, чтобы она на него посмотрела. И посмотрела так, как не смотрела никогда, даже в постели. Посмотрела, как смотрят счастливые женщины. Как смотрят влюбленные.

– Тебе… тебе не нравится? – с опаской спросил наконец Берад с упавшим сердцем, не выдержав ожидания.

– Оно чудесное, – отрешенно отозвалась женщина без тени симпатии.

Берад решил взять инициативу в свои руки:

– Ты позволишь?

Весь небольшой опыт женщины пронесся перед ее глазами за секунды. Позволить ему надеть этот перстень? Жрица едва не покачала головой: слишком хорошо знала, чего от нее будет ждать тот, чье кольцо она примет. Обручальное кольцо такого смысла не несло – просто условность. А когда перстень становится вольным даром одного сердца другому, все иначе. Вверение и требование одновременно; главное кольцо в кольчуге, защищающей от всего внешнего мира; видимое звено невидимой цепи, что вековыми оковами скует жизнь, навсегда привязав к дарителю…

– Шиада? – Теперь и в лице Берада не осталось ни тени улыбки.

У жрицы не было для отказа ни одной причины, какую герцог счел бы вразумительной. Вся ее причина – Агравейн и его треклятое кольцо, которое теперь до конца дней будет зиять черной дырой одиночества в груди и черным пятном бесчестия – на совести. Кольцо Агравейна… простое, черное, агатовое… и куда драгоценнее всех богатств герцогства.

– Да, конечно, – проговорила женщина, беря себя в руки и наблюдая, как Берад окольцовывает ее. – Большое спасибо, дорогой супруг.

Берад вздрогнул от столь официального обращения, но тут же оттаял, когда жена поцеловала его ладонь. Ладно, как-нибудь все наладится. Хотя бы когда родится ребенок. Может, оттого она и печальна, что сама теперь понимает – на Ангорат ей не вернуться.

Проглотив подступившую к горлу горечь, жрица позволила мужу повалить себя на кровать. Берад помнил, как в один из первых раз жена просила быть аккуратнее с ней, и теперь старался действовать как можно мягче. Но надолго его не хватило.