Копье и кровь

– Да история с этим твоим «молоком», – ответила риголка. – Бештрит – это лес, – она мотнула головой, – вниз по течению Карштхорна. Вернее, раньше был такой лес, до линзы. Теперь там вырос новый. Бештрит – это по-нашему. «Бешт» – имя злого духа. «Бештрит» – лес злого духа. Мама мне рассказывала в детстве, были у нас такие предания. Я кое-что запомнила. Один охотник, Кухрак его звали, отказался отдать Бешту своего новорожденного сына. И когда Кухрак пошел на охоту, злой дух напустил густой белый туман, и тот поглотил охотника. Стали его искать, да не нашли. Решили, что его растерзали звери. Отплакали, как положено, а он вдруг вернулся. То ли через полгода, то ли через год. И рассказал, что попал в белый туман на лесной поляне, а когда туман рассеялся, обнаружил, что поляны нет, и лес выглядит как-то не так. Деревья другие – он же охотник, лес хорошо знал… Пока он там недоумевал и озирался, вновь наполз туман – и вновь рассеялся. Теперь Кухрак стоял на той же поляне, и все вокруг было прежнее, привычное. Пошел он назад, в селение, там и выяснил, сколько времени прошло. Мама говорила, что у них в поселке в Бештрит никто не ходил, и в других поселках тоже. Собственно, это не весь лес, а один его участок, там леса на сотни километров тянутся. Ну что, похоже на твое «молоко»?

– Похоже, – кивнул Габлер. – Исправно функционирующий провал во времени. Уже не особенно удивлюсь, если окажется, что такие провалы существуют на каждой планете. Во всяком случае, историй об исчезновении людей и техники хватает. И наверное, не все они выдуманные.

– Наверное, не все, – согласилась Лили, придвинула к себе вазочку с раундлами и принялась крутить ее рукой. – Не знаю, какие там намерения у этих Соседей, но пусть об этом у мистера Сюрре голова болит. А мы продолжим заниматься своим делом.

Крис молчал, уставясь в свою недопитую чашку. По тивишнику продолжались местные ньюзы.

Лили наконец оставила вазочку в покое, выпрямилась на табурете и скрестила руки на груди.

– Зачем ты сюда прилетел, Кристиан? Только честно.

Этот прямой вопрос застал Габлера врасплох. Он еще некоторое время продолжал сидеть неподвижно, рассматривая чашку, а потом тоже выпрямился и перевел взгляд на Лили.

– Мне нужно было увидеть тебя… Хотелось увидеть тебя…

В глазах риголки словно что-то дрогнуло, – но и только.

– Ну, увидел?

– Увидел…

– И что дальше?

Крис неопределенно повел плечом и вновь устремил взгляд на чашку, как будто это был не простой сосуд для питья, а какая-то археологическая диковинка. Молчание затягивалось. Габлер просто не знал, что сказать. Вернее, он предполагал, что именно хочет услышать от него риголка Лили Акимжанов, намеренная продолжать борьбу за то, что она считала важным для себя… Однако он, Кристиан Габлер, не собирался участвовать в ее борьбе. И Лили, несомненно, поняла это. Должна была понять.

– Дальше будет новый день, – наконец произнес он.

Эти слова оказались командой, превратившей застывшую картинку в действие. Лили убрала руки от груди и встала с табурета.

– Ладно, идем, уложу тебя спать, – бесцветным голосом сказала она. – А завтра покажу тебе городок. Можем на реку нашу сходить, на Карштхорн, она тут совсем рядом.

– Я знаю, – кивнул Габлер и тоже встал.

– На лодке можно покататься. – Риголка выключила тивишник и, приглашающе поведя рукой, направилась в сторону входной двери в квартиру. – Правда, придется это делать под дождем.

– Ничего, – сказал Крис, шагая вслед за ней. – Это ты хорошо придумала.

Больше Лили ничего не говорила. Они дошли до лестницы и поднялись на второй этаж. Там не оказалось ничего особенного: разделенный перегородками зал с едва тлеющими светильниками, какая-то мебель, комп, высокая, под два метра, крутобокая ваза, стоящая на полу, еще один тивишник у стены, с экраном чуть ли не до потолка.

– Вот, располагайся, – сказала риголка, когда они вошли в угловое помещение, расположенное над тем, в котором они только что сидели. – А моя спальня рядом. – Она усмехнулась. – Так что если что-то будет нужно, зови. Только если действительно будет нужно.

Лили скрылась за перегородкой, оставив Криса одного. Обзор близлежащих улиц был тут ограничен стенными шкафами, которые перпендикулярно друг другу тянулись до середины каждой стены, но оставшегося пространства вполне хватало для того, чтобы видеть: снаружи по-прежнему безлюдно, дождь не утихает и потоки воды все так же торопятся к уличным сливным решеткам. Возле одной стены стояло расстеленное широкое ложе, возле другой – кресло. Круглый столик с шаром светильника, два стула, тивишник на перегородке, что-то еще… Габлер не стал особо вглядываться в интерьер, потому что ощущал некое неудобство в душе. Как будто сделал что-то нехорошее.

«Но я ни разу не давал ей повода считать, что она может рассчитывать на меня в своих делах», – сказал он себе и начал раздеваться.

Вокруг стояла тишина.