Копье милосердия

Дальнейший путь дервиша лежал в направлении собора Святой Софии. В свое время император Юстиниан пригласил известных архитекторов — Анфимия из Тралеса и Исидора из Милета, собрал тысячи и тысячи рабочих. Со всех концов великой империи везли материалы и комплектующие, ваятели и каменотесы Эфеса, Афин, Дельф, Египта трудились над колоннами и капителями, а восемь порфировых колонн привезли из храма Солнца в Гелиополисе. Строительство заняло пять лет и обошлось византийцам в тридцать шесть тонн золота. Собор был открыт 27 декабря 537 года.

Он поражал своими размерами. Его огромный центральный купол опирался на мощные столбы через арки, переходившие в полукупола. Это придавало храму удивительную легкость, чему способствовали еще и многочисленные окна по окружности главного купола и в стенах. Опорные столбы изготовили из песчаниковых блоков на свинцовых скрепах, а стены и своды возвели из кирпича.

Внутреннее оформление было чрезвычайно богато: малахитовые и порфировые колонны, отделка ценными видами мрамора, тонкая резьба по камню… И великолепная мозаика. Сияющий в пронизанном светом из многочисленных окон сумраке золотой фон, и на нем — библейские фигуры и сюжеты, написанные удивительно достоверно.

В 1453 году завоевавший Константинополь султан Мехмед II повелел превратить собор в мечеть, сотворив при этом самолично первую молитву во славу аллаха. К собору пристроили четыре минарета и он превратился в мечеть Айя-София. Изображения христианских святых в соборе закрасили или уничтожили, их заменили орнаменты и огромные щиты с надписями арабской вязью. А в главном нефе появился михраб и минбар — кафедра с узкой лесенкой. Оттуда имамы проповедовали учение своего пророка. Кроме того, в зале появилось и особое место для султана — максура.

Но если территория Айя-Софии содержалась в чистоте и порядке, то прилегавшие к ней кварталы строений византийской эпохи представляли собой довольно унылое зрелище. Дома и когда-то красивые виллы ромеев постепенно разрушались, старинные мостовые приходили в негодность, сады давно зачахли и состояли большей частью из наиболее выносливых фруктовых деревьев, практически дикорастущих, с мелкими, негодными плодами.

Многие здания вообще развалились, и камень, из которого их строили, предприимчивые жители Истанбула стали использовать для возведения новых жилищ. Улицы Старого города казались щербатым ртом древней старухи, так много стояло на них разрушенных и полуразрушенных домов и общественных зданий византийской эпохи. И все же в некоторых старых строениях жизнь продолжала теплиться, а кое-где даже бурлила.

Лишь ступив на мостовую Старого города, дервиш расслабился и пошел неспешной походкой. Казалось, что он даже стал выше ростом. В этот вечерний час людей на улицах было немного. Подданные турского султана предпочитали развлечениям на стороне тепло и уют семейного очага. И потом, никто не мог дать гарантий, что не найдется какой-нибудь башибузук, которому захочется посчитать в твоем кошельке.

Однако дервишу такие проблемы не грозили. Что взять с нищего? К тому же полусвятого. Даже самые отъявленные головорезы, не говоря уже о ворах, опасались стать святотатцами.

Так он дошел до внушительных каменных ворот, от которых остались лишь помпезные колонны из кирпича с обвалившейся штукатуркой и сводчатый проем, и, зорко посмотрев по сторонам, юркнул во двор, сплошь заваленный обломками капителей, фрагментами каменных барельефов, битым кирпичом и прочим строительным мусором. Из всего строения — во времена Византии это было какое-то общественное здание — в более-менее сносном состоянии находилась только апсида* с остатками стены. Дервиш к ней и направился.

Войдя в апсиду, он не без некоторого усилия сдвинул тонкую плиту, прикрывавшую в полу небольшое аккуратное отверстие прямоугольной формы. После этого дервиш зажег с помощью кремневого кресала факел, который лежал на камнях, и начал спускаться вниз — туда, где царил полный мрак.

Оказалось, что отверстие служило входом в весьма необычное и огромное по размерам подземелье. Огонь факела в руках дервиша освещал лишь одну его сторону, левую, к которой прилепилась узкая каменная лестница. А с другой стороны, ничем не огороженной, находилась гулкая пустота.

Дервиш спускался осторожно, прижимаясь к стене и ощупывая ногами каждую ступеньку — от времени они выглядели словно изъеденные древоточцами. Его спуск продолжался долго. Казалось, лестнице не будет конца. Можно было подумать, что она ведет в преисподнюю.

Но вот он наконец ступил на плиты, устилавшие невысокий выступ, — подножие лестницы, и облегченно вздохнул. Имелся еще один вход в это подземное убежище, более удобный и безопасный, но дервиш пользовался им очень редко, так как он находился в оживленном городском квартале, возле Айя-Софии, и ему не хотелось по глупому небрежению открыть тайну подземелья какому-нибудь зеваке.