Копье Нептуна. Арабская весна. Первая и вторая книги (СИ)

Пальцы нащупывают автомат, знакомое ощущение стали под пальцами. Впереди — перемещаются, мельтешат какие-то тени. Надо подтащить автомат к себе, взять в руки… там должны остаться патроны. Он пытается это сделать… но не успевает. Нога в армейском полусапоге наступает на руку, пинок в голову отправляет в бездну беспамятства.

Сектор Газа. Центральная часть города Газа

Район Кэмп-Джабалия

Ранее утро 24 июля 2014 года

Когда своими контуженными ушами Шамир услышал рев танковых моторов — он сначала подумал, что бредит. Но нет — это и на самом деле были танки, они продвигались по улице, стреляя из пулеметов. Два танка в голове колонны — и дальше Намеры, тяжелые бронетранспортеры на танковом шасси с десантом.

— Танки!

Они только успели высунуть из развалин флаг и пустить зеленую ракету — как головной танк — остановился, и тут же тяжко бухнуло орудие…

Господи… это же сто сороковой!

— Прикройте! Дайте дым!

Под визжащими пулями, танцующими свой безумный танец в горящем городе — в два приема Шамир перебежал к танку. Постучал прикладом по заднему люку, он открылся — и танкист наставил на него короткоствольный автомат.

— Свой! Свой!

— Как зовут?

— Шамир!

— Я Шимон! Шимон Амбос! Девятый танковый батальон, нас на подмогу перебросили!

— Чертовски вовремя! Там четыре танка сожгли, мы никак не можем прорваться! У меня два человека туда ушли!

— Четыре танка?

— Там где-то ваши! Танкисты! Держат оборону!

— Черт… Сколько вас?

— Полтора отделения…

— Сможешь нас прикрыть?

— Смогу! Маневрируй осторожнее! По левую руку — больница, ее не бомбили, там наверняка муджики! Примерно на десять — мечеть, сильный узел сопротивления.

— Принято! А ты рот не закрывай! Моя пушка больно бабахает!

— Дай пять минут и двигайся вперед!

В этот момент — сотосорокамиллиметровое орудие экспериментальной Меркавы-5 выстрелило, да так что у Шамира дыхание перехватило.

— Черт побери! Пять минут, хорошо?!

Прибытие танков, да еще таких — сломило активное сопротивление боевиков, по крайней мере на первой линии. Головная Меркава несколькими выстрелами своего орудия чудовищного гаубичного калибра — проломила оборону палестинцев, каждый такой осколочно — фугасный снаряд сносил дом напрочь. Пущенный управляемый снаряд — отразила новейшая модификация системы активной защиты — да и в фас Меркава очень устойчива к попаданиям. В профиль — не давали подобраться стрелки — остатки спасательной команды, простреливавшие развалины да пехотинцы, высадившиеся из бронетранспортеров.

Наконец, они увидели стоящую на пустыре Меркаву с открытыми люками и чуть дальше — еще одну.

— Выстрел!

Сразу два комка пламени, зародившись где-то впереди, летят к Меркаве.

— Ложись! Срабатывает активная защита, непонятно, насколько эффективно — но, по крайней мере, танк еще на ходу. Их окатывает волной горячего воздуха, танк бьет из обоих пулеметов и снова добавляет из пушки.

— Назад! Отойти назад, сейчас подойдут вертолеты!

Когда Миша пришел в себя — он понял, что лежит на земляном полу в каком-то то ли блиндаже, то ли еще где… нет, не блиндаж, слишком все хорошо построено, явно строили профессиональные строители, причем гражданские. Потолки два с лишним метра… а вон там и светильник. Неработающий… но оно и понятно, что сейчас будет работать. Светил американский гелевый туристический фонарь, его свет был каким-то блеклым, потусторонним…

Он попытался перевернуться — и удар ноги не дал это сделать. Со всех сторон заржали, заговорили на разных языках. Потом — его осветил сильный луч фонаря, пригвоздив к полу…

Так и есть… плен. Судьба… только русские верят в судьбу, остальные не верят. Все-таки догнала, тварь такая, попал… не здесь так там…

Он попытался присесть — и получил несколько новых ударов, но все-таки сделал, что хотел. И его ненависть — не уступала ненависти этих. Бородатых, вонючих, столпившихся вокруг него и подбадривающих друг друга яростными криками. Они боялись белых и боялись израильтян, и они не просто так собрались здесь — они собрались здесь, чтобы понять, и увидеть, что их враг тоже боится. Что их враг — тоже смертен.

А Миша ненавидел их за то, что они — чужие — пришли на землю, которая и его земля тоже. Ведь если он родился на этой земле — разве частичка ее не принадлежит ему? Его родители приехали сюда, им дали землю, не знавшую ни лопаты, ни мотыги, ни плуга — они пришли на голые камни, на холмы и скалы. И его отец — раскорчевывал эту землю, поливал ее своим потом, ежедневными трудами своими зарабатывал право считать ее своей. Он построил дом и посадил сад, он никогда не нападал на соседей за то, что они не такие как он — почему эта земля не должна быть его? А вот что посадили на этой земле фанатичные бородачи, пришедшие из-за стены. Что они посеяли кроме ненависти?

Это была его земля. Его самого, его отца и его детей. Они отняли ее, щедро полив кровью — и он не собирался этого прощать.

Никому. Тем более им.