Копье Судьбы

– Здравствуйте, Роман Михайлович! – Следователь прошел к своему столу, отмахнулся от норовившей спикировать на голову Амнистии. – Приветствую вас, – он покосился на портрет, – Владимир Владимирович.

Сатыков, едва заметно кивнув, демонстративно отвернулся к монитору.

– Вот комп Ганса, в целости и сохранности. Даже самой захотелось купить такую же машинку, хотя она с моими требованиями к технике мне нужна, как собаке пятая нога. – Вронская положила на стол черную сумку, присела на стул, сняла с плеча рюкзачок. – Видишь, сколько макулатуры. – Она вытащила внушительную стопку бумаг. – Самое главное я тебе маркером подчеркнула. В это невозможно поверить. Но, кажется, у Вассермана было копье Лонгина.

– Да? А что это такое? – Седов проводил глазами обтянутую синим кителем спину соседа по кабинету. Неужели Сатыков и правда побежал кляузничать шефу? Хотя, в общем, участие постороннего человека в работе следствия – это с формально юридической точки зрения целый букет нарушений. Ему явно есть на что жаловаться…

– Это копье, которым, по легенде, был убит Иисус Христос. – Лика перегнулась через стол, зашелестела бумагами. – Вот, я на эту тему тоже собрала информацию и все распечатала. Вообще-то считается, что это копье находится в Вене, в музее Хофбург. Проводили его экспертизу – оказалось, вроде подделка, поэтому результаты особо не афишировали. Это и объяснимо: зачем посетителям музея знать, что ценный экспонат на самом деле не такой уже и ценный. Хотя специалисты в курсе проблемы, я нашла ряд статей и книг на эту тему. Оригинал же… возможно, оригинал теперь находится в Москве…

Следователь пододвинул к себе стопку бумаг, сигареты, зажигалку. Закурив, кивнул на чайник:

– Мать, будь человеком, сделай кофе.

– Не спалось? Седина в бороду, бес в ребро? Плавали, знаем…

Володя собирался уже покаяться в своем мультяшном времяпрепровождении, но, пробежав глазами первые абзацы, позабыл обо всем, кроме копии переписки между Костенко и Вассерманом.

В первом письме Костенко интересовался, является ли Ганс Вассерман родственником некоего офицера Фридриха Вассермана, входившего, судя по архивам, в число личной охраны фюрера. Ответ был получен утвердительный. Ганс сообщил, что деду даже довелось после самоубийства Адольфа Гитлера и Евы Браун выносить их тела из бункера, обливать бензином и сжигать – как и предписывалось завещанием фюрера. Еще Ганс писал, что деду удалось вынести из бункера ворох карт с личными пометками фюрера. У преданного охранника в голове не укладывалось, что война проиграна, он все еще верил, что советские войска будут разбиты и карты с пометками Гитлера надо сохранить.

В бункере, писал Ганс, было много собак. Любимая овчарка Гитлера Блонди недавно ощенилась. Перед самоубийством фюрер решил испытать на Блонди действие яда, которым собирался воспользоваться сам.

Труп собаки верные сторонники потом сожгли вместе с телом хозяина. А щенки, беспомощные, маленькие, ползали по комнатам и коридорам.

«Дед хотел вынести их на улицу, нашел корзинку. Но в ней тоже были собаки, там спрятались два скотчтерьера, принадлежащих фрейлейн Браун, – писал Ганс. – Они, как рассказывал дед, не лаяли, не кусались. Несчастные животные плакали, из глаз текли слезы. И дед не выдержал, забрал их себе. От Берлина до нашего дома в Потсдаме было меньше часа езды. Собаки Евы Браун жили у нас еще лет пять после войны. И щенков Блонди тоже разобрали офицеры».

– А потом, – не утерпела Вронская, внимательно следившая за чтением, – Костенко спросил, не сохранилась ли та корзинка. Как говорится, немецкое качество, а вдруг не рассыпалась. И еще, знаешь, скотчики – охотничьи собаки, они любят забиться в укромное место и сделать там тайник. Могут «помочь» сохранить какие-то личные вещи хозяина, который он, бедняга, потом ищет и не может отыскать… В общем, Костенко и про скотчтерьеров все знал, и подробностями последних дней Евы Браун интересовался. И вот подфартило, чуть ли не двух зайцев одним выстрелом убить можно. Юрий Иванович предполагал, что могли сохраниться какие-то небольшие предметы, принадлежащие любовнице Гитлера. Оказалось, корзинка, как ни странно, цела. Хотя дед Ганса и порывался ее выбросить, у него с годами кардинально поменялись взгляды, и он стал ненавидеть все, что связано с фашизмом. Потом вроде чуть успокоился и планировал передать ее в музей. Но что-то там не сложилось. Ганс разыскал эту переноску для собак, и под полуистлевшим матрасом действительно кое-что лежало.

– Невероятно, – следователь вытряхнул из пачки сигарету, – как параллельный мир. Я читаю, слушаю тебя – и все равно не верю.