Копье судьбы. От Голгофы до падения Рейхстага

Их можно назвать героями постольку, поскольку они обретают призвание и задаются целями — не благодаря привычному ходу событий, вытекающему из установившегося порядка, но из скрытого источника, из внутреннего разума, до поры скрытого где-то в глубине, однако вырвавшегося наружу и разбивающего в прах свои недавние оковы… Всемирно-исторические личности — герои своей эпохи — должны быть узнаны по их проницательности: их деяния — лучшие в их время.

Все тонкости философии Гегеля молодому Гитлеру тогда было не понять, но одно гегелевское положение произвело на него сильное впечатление: что в душе философа не остается места для морали, когда он обращает свой взор на тех, кого Гегель называл «всемирно-историческими героями».

Гегель считал, что сметающие всё на своем пути герои могут быть полностью оправданы той великой целью, к которой они стремятся. В груди Гитлера уже теплилось ощущение его великой миссии, и эта идея ему чрезвычайно понравилась.

Он почувствовал свое великое предназначение, и ключом к успеху станет для него Копье из сокровищницы! Ключом для его всемирно-исторической миссии! Ему надо будет разгадать секреты этих героев, взять на вооружение их опыт и использовать его на благо немецкого народа! Не суждено ли и ему, как великому Зигфриду, пробудить всех людей немецкой крови от долгой спячки?

Позже Гитлер утверждал, что именно в этот момент, когда он стоял перед Копьем Лонгина в музейном зале, для него словно распахнулось окно в будущее и он, как при яркой вспышке света, ясно увидел себя и понял, что кровь в его жилах сродни исконному духу его народа.

Адольф Гитлер вышел из сокровищницы Хофбурга неколебимо убежденным, что однажды он сделает решительный шаг, чтобы завладеть Копьем Судьбы и с этим оружием исполнить предназначенную ему историческую роль.

Но какие бы триумфальные или зловещие сцены ему ни рисовались, скорее всего именно тогда его отношение к жизни радикально изменилось. «Я вошел в этот город полумальчишкой, а покидал его зрелым мужчиной, которым стал незаметно для самого себя», — написал Гитлер в «Майн Кампф». В обычной человеческой дружбе он больше не нуждался. Он стал человеком, которому необходимо уединение — чтобы осмыслить свое великое и ужасное предназначение.

ГЛАВА 3 ИСКУШЕНИЕ АДОЛЬФА ГИТЛЕРА

Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему.

Матфей 4, 8-11

АРИЙСКОЕ БОЖЕСТВО ИЛИ НИЦШЕАНСКИЙ СВЕРХЧЕЛОВЕК?

Согласно легенде о Копье Лонгина, у претендента на этот талисман власти есть выбор: служить Духу Добра или Духу Зла. Конечно, у приверженцев традиционной морали такая дилемма ничего, кроме иронической улыбки, вызвать не может. Гитлер в те дни тоже не собирался идти путем зла, но и сделать выбор был не в силах.

Исследованию истории Копья Гитлером сопутствовало одно весьма необычное обстоятельство. С пятнадцати лет он увлекся трудами Фридриха Ницше, трагического философа, чья выдающаяся диссертация «Генеалогия морали» перевернула с ног на голову прежние представления о Добре и Зле — дескать, первое совсем плохое, а второе вовсе не такое плохое, как мы привыкли думать.

Двое других наставников только усиливали сомнения и колебания. Первым из них был пессимист из пессимистов Шопенгауэр. Он вовсе отрицал существование Добра и Зла и утверждал, что никакое высшее существо наш мир не создавало.

Вторым был маэстро Рихард Вагнер. Он преклонялся перед Люцифером, который якобы исхитрился принять обличье арийского Христа.

Больше двух лет Гитлер маялся в сетях этих трех гениев, которые подготовили почву для прихода национал-социализма. В этом смысле его бедную жизнь в убогой венской каморке, когда он разгадывал секреты Копья, и правда можно назвать искушением — ужасным искушением Адольфа Гитлера.