Павел быстро напялил рубаху, пряча от посторонних глаз корсет с копейкой.
— Это мне врачи рекомендовали, стяжка для спины. Нервы пошаливают.
— Кар! — раздалось в маленьком тёмном окошке сауны.
Все подняли головы и увидели чёрного ворона, сидящего в тёмном прямоугольном проёме раскрытого настежь окна.
— А ну, пошла вон отсюда!
Сергей замахнулся на наглую птицу рукой, но она не сдвинулась с места, продолжая сверлить чёрными как бусинки глазами находящихся в сауне людей.
— Я не изменял! — закричал Павел, обращаясь к Ворону, — клянусь, я не изменял! Это всё подстроено! Я ничего об этом не знал!
Он словно маленький Мук запрыгнул в ботинки, схватил пиджак и рванул прочь из сауны.
— Господи, — протянула уже освоившаяся в незнакомой компании Изабелла, затягиваясь дымом кальяна, — вечер обещает быть интересным.
Сергей кинулся догонять убегающего друга, но быстро вернулся, будучи обёрнутым лишь в полотенце и, вопросительно глядя на Изабеллу, сказал:
— Всё это странно…
— Это ты мне говоришь? — И она сбросила толстовку. — Ну и где тут бассейн? Хочу поплавать.
***
Павел бежал по сверкающему в темноте городу, обдуваемый прохладным ветром. Распахнутый пиджак, торчащая из брюк рубашка, покрытая то тут то там мокрыми пятнами, не зашнурованные ботинки, наполовину застёгнутая молния на ширинке и взъерошенные волосы делали его похожим на проснувшегося с бодуна клерка, опаздывающего на работу. Не хватало в руках лишь портфеля, из которого по сторонам летят бумаги с бланками и печатями юридических лиц.
Вместо этого руки Павла были прижаты к сердцу, он чувствовал, как под ладошками вибрирует золотая копейка, как бы выражая негодование по поводу безрассудного поведения своего хозяина. Павел, сбивая дыхание, спешил домой, в новый модернизированный квартал современного типа, где он жил последние 3 месяца за счет компании. Всю дорогу его сопровождал чёрный ворон, перелетая по кронам деревьев и крышам невысоких построек, что попадались на его пути.
Пулей влетев в подъезд и напугав растрёпанным видом консьержку, он поднялся на лифе, трясущимися руками открыл дверь квартиры и, упав на коленки, униженно пополз к ногам Даши, сидящей в одном кружевном белье на просторном диване. Лобызая слюнявыми губами подошвы её ног, он умоляюще не сводил с неё глаз и шептал словно заговорённый:
— Я люблю только тебя! Только тебя! Люблю всецело, преданно и без оглядки! Только ты моя королева! Моя Госпожа!
Даша смотрела на него с одобрением, водя пальчиками ног по его лицу, потом медленно поднялась с дивана, села перед ним на корточки, взяла рукой за волосы и спросила:
— Где копейка?
Павел судорожно порвал на груди рубашку, так что пуговицы разлетелись по сторонам, запустил руки в кармашек корсета и достал золотую монетку, протягивая её Даше.
— Береги её, Павлуша, — ядовитым голосом прошептала она, — береги копейку!
Дверь квартиры снова открылась, и на пороге появился Виктор. Он как всегда был одет в чёрный костюм и надушен приятным дорогим парфюмом. Подбородок был покрыт лёгкой щетиной, придававшей его виду мужественности. Пронзительный чёрный взгляд снисходительно смотрел на сцену у дивана.
— Моя птичка прилетела, — улыбнулась Даша и поманила его пальчиком.
Он подошёл к ней сзади, властно и нежно обнял за талию и начал целовать в гладкую шею. Его крепкие красивые руки начали гладить её тело, осторожно сжимая груди и опускаясь всё ниже по упругому животу к области паха. Даша застонала от ласк, томно шепча в пустоту:
— Береги копейку, Павлуша, береги копейку!
А Павел словно собачка ползал, поскуливая от преданности, рядом, и старался облизать дрожащие от упоительного удовольствия ноги Даши…
Глава 7. Изабелла
Лёша и Гоша спорили о том, возникнет ли на месте современной России СССР версии 2.0 или нет? Проходя мимо магазинов одежды и обуви, изделий из кожи и женских сумочек, которыми были усыпаны первые этажи центрального района города, Лёша заметил:
— Это неизбежно, потому что Россия в отличии от запада по своей сути является страной социалистической. Во главу угла мы не ставим прибыль, как это делают страны капиталистические. Для нас важнее справедливость, а прибыль зачастую есть продукт, как раз, самой чудовищной несправедливости! Самые крупные капиталы, как бы нам не рассказывали седовласые иностранные глашатаи, сколотили последние мерзавцы и преступники, грабя, обворовывая и обманывая ближнего своего.
В ответ Гоша обратил внимание собеседника на различный уклад государственных систем: