Я уже почти закончил с первым сегментом карты, как нижние слои туманной дымки стали набирать знакомую синеву. Два ближних ко мне нароста я отметил на глаз и повернул в сторону «копейки». Хоть двигался я и быстрым шагом, но широченная волна ультрамарина всё же обогнала меня, и последние несколько метров мне пришлось пробежать уже в этом синем мареве.
Всё моё существо хотело теперь только одного: убраться отсюда, причём незамедлительно! Обе замочные скважины – дверную и в замке зажигания – мне пришлось нащупывать. Я не мог ничего толком разглядеть, так как щурился даже в очках.
Ввалившись в салон, я смачно хлопнул дверью, будто это могло спасти от жарких объятий чужого солнца. И «копейка» легко завелась, вынося меня в прохладу раннего земного утра.
Земля 20
Солнце ещё не начало всходить, и коробки домов за лобовым стеклом стояли тёмной безликой массой. Внизу этой развернувшейся панорамы, которая состояла из серых и нечётких объектов, я увидел светлое пятно с поразительно ровными краями.
Я пригляделся – это был белый прямоугольник. Только спустя секунду я понял, что смотрю на конверт, прижатый снаружи дворником к лобовому стеклу. Я быстро собрался, вынул ключ и конденсатор. Затем вышел из машины и осмотрелся по сторонам. Придерживая дворник, я осторожно достал конверт.
На пути домой мне, как и в предыдущие разы, никто не встретился. Но было как-то тревожно. Как же я проглядел конверт, когда садился в машину? Интересно, что в нём: квитанция о штрафе, рекламный буклет или чья-то дурацкая шутка? Или это всё же они – хранители «копейки», которые решились выйти из тени и предъявить свои условия?
Когда-то много лет назад я переписывался с одной девушкой, но сегодняшний конверт я вскрыл с большим нетерпением, чем тогда долгожданные её письма. Увы, записки с угрозами или предложениями конверт не содержал. Из него выпала одна небольшая чёрно-белая фотография. На старом снимке было портретное изображение десятилетнего пацана в советской школьной форме: неровно повязанный пионерский галстук, простое обычное лицо, светлые короткие волосы. Лишь угольки чёрных глаз выдавали непоседливый и своенравный характер их обладателя.
Я перевернул фотографию в надежде увидеть имя мальчишки или дату и место съёмки, но оборотная сторона содержала только одну надпись:
Я долго всматривался в лицо этого ребёнка, тщетно пытаясь угадать в нём будущие черты знакомых мне людей. А потом пошёл от обратного и стал разглядывать в семейном альбоме групповые фотографии из своего школьного детства. И вначале я в этом пацане даже узнавал многих своих одноклассников, но более пристальное сличение в очередной раз убеждало меня в ошибке.
Я не знал кто изображён на фото и у меня не было даже предположений. Правда, мелькнула мысль, что я стал случайным адресатом в детском дворовом квесте, но я сразу её отмёл, ведь тогда на фотографии должен был быть современный ребёнок, который в этом квесте участвовал. А эта фотография была сделана в советское время, в этом я был уверен на все сто процентов!
Содержимое послания оставалось для меня до конца не расшифрованным, но сам факт письма однозначно говорил о том, что мне предлагают сотрудничество. Значит, участь Кислициной мне пока не грозила, по крайней мере, до получения нового конверта.
Надпись на фотографии можно было расценивать и как просьбу, и как приказ. Только сроки и способы выполнения данного приказа были непонятны, так же как и последствия его неисполнения.
Жаль, что на информацию отправитель поскупился: ни имени, ни даты, ни места. И при мысли о месте меня словно током ударило! Все эти персональные данные могли быть полезны только в одном случае – если человек потерялся здесь! А этого пацана на Земле не было! Видимо, в результате детской шалости или халатности взрослых, или того и другого, он остался на Траве! Вот почему мне послали его детскую фотографию – она была последней в буквальном смысле. И вот почему его имя, возраст и адрес не имели ни малейшего значения для поиска.
Но как так получилось, что Евгений Петрович не смог вернуть его обратно? Я внутренне содрогался, представляя, как этот ребёнок медленно умирал в чужом мире под палящими лучами синего солнца. Наверняка высушенные кости в истлевшем школьном костюме – это всё, что от него сейчас осталось.
Этот мальчик, похоже, был родственником, скорее всего сыном, кого-то из ближайшего окружения Евгения Петровича, их тех самых посвящённых хранителей тайны «копейки». И моим долгом перед стариком и его соратниками было найти хотя бы останки этого несчастного. Теперь моя исследовательская миссия на Траве дополнилась чисто человеческим содержанием. Я должен был вернуть земное на Землю!
Трава 21