Копейщик

Верес выдержал паузу, которую директор, как опытный переговорщик, мужественно стерпел:

— Скажите, директор, — заговорил он, наконец, — Вам что-нибудь известно о скупках мельниц и пасек? Или, позволю себе еще одно уточнение, о скупщике мельниц и пасек?

Признавая свою неосведомленность, директор шумно выдохнул и поднял ладони вверх.

Прикрыв за последним посетителем дня дверь директорского кабинета, старший секретарь тут же начал терзать себя сомнениями. Опытный служащий с легкостью мог отличить по глазам воина от торговца, и, конечно сразу понял, что тот седой господин несомненно воин.

В нем растревожился старый страх, что он все-таки совершил непоправимую ошибку. Что ему, старшему секретарю, следовало проявить твердость и отказать. Но как? Как он мог ему отказать? Он остался стоять у двери, ожидая, что директор сию же минуту выставит самоуверенного посетителя, а заодно уволит и его.

Но минута прошла, и из кабинета никто не вышел, хотя тонкий слух секретаря и уловил повышенные тона директорского голоса. И вторая минута прошла, все оставалось спокойно. Когда разошлись уже все, даже самые засидевшиеся работники, а старший секретарь остался в опустевшем помещении писарей и счетоводов совсем один, дверь кабинета открылась, а от увиденного глаза секретаря полезли на лоб. Директор, Сам лично вышел проводить до двери странного седого гостя, на прощание пожав ему руку. «Не, точно не уволят»- убежденно сказал себе старший секретарь.

Глава 36

Глава 36. У крепостных развалин.

Вася проснулся от возмущенных сдавленных криков Коротка и Акиминого, звучащего в противовес, успокающего бубнежа. Сразу открыть глаза ему не удалось, пришлось сначала сковыривать смерзшуюся на ресницах наледь. Он сел, окинул взглядом серый светлеющий небосвод, зачерпнул снегу, растер лицо, протянул руки к огню, попутно заглянул в котелок, для убыстрения разогрева поставленный прямо на горящее в костре бревно.

— Что за шум? — со сна на снегу голос звучал хрипло.

— Вася, ты это видел? Это сто такое? — увидев, что десятник проснулся, Мышонок перестал сдерживаться и завозмущался во весь голос.

— А что такое? — спросонья Вася еще толком не соображал.

Картина ему предстала действительно странноватая. Короток, непонятно зачем снявший теплую куртку, с закатанным чуть не до плеча рукавом левой руки, пытался вырвать эту свою руку из цепких Акиминых пальцев. Аким же коротковскую руку не выпускал, пытаясь, в свою очередь, приложить к ней светящийся нифриловый пятнадчик.

— Вы сдурели, — буркнул Вася.

— Вот. А я про сто, — Такая оценка происходящего со стороны десятника Мышонка ободрила, и он в очередной раз попытался вырвать свою руку. У него не вышло, и он воззвал, — Вася, сказы ему, а!

— Да, Акима, ты чего творишь? — Васе стало любопытно, — Ты чего на малахольном вздумал опыты ставить?

— Так он сам попросил, — Аким все-таки выпустил Коротка, потому что пятнадчик начал перегреваться и жечься. Он выронил монету и затряс рукой, — З-зараза мелкая.

— А я се просил? А? Я се просил? — голосил Мышонок, спрятавшись Васе за спину.

— Подожди, Короточек, не пыли, — Вася поморщился от его воплей, — Давай, пусть вон Акима сначала объяснит.

— Да, он с утра мне тут целую речь задвинул, — Акима с укоризной посмотрел на Коротка, — Мол де мы такие герои, в таком бою победили полусотню наемников, а знаки в послужную дорожку поставить некому.

— Ага, — Вася начал понимать суть происходящего, — И ты взялся, конечно?

— А чего там сложного? В уставе написано, что тот, кто ставит знак, должен лишь знать, как он выглядит, ну и, желательно, быть свидетелем события, которое он этим знаком, стало быть, закрепляет.

— Вот именно, — взлез Короток-обличитель, — А ты мне се нарисовал? Это не знак победы. Ты мне другое нарисовал.

— И что ты ему нарисовал? — спросил Вася, начиная посмеиваться.

— Ну, я и сам не сразу понял, — Акима почесал затылок, — Но почему-то вышел знак успешного отступления.

— Это ты имеешь ввиду, когда мы от Гусей драпали? — начал догадываться Вася.

— Думаю, да, — подтвердил Акима, — А теперь этот наш «герой» не дает мне дело довести.

— А вдруг ты ошибся, Акима, — засомневался Вася, — А и впрямь нарисуешь нашему Мышонку что-нибудь не то? А ну-ка, Короток, покажи свой знак.

Короток подошел, и кидая на Акиму обиженные взгляды, выставил перед Васей левую руку.

— Ты уверен Акима, что это и есть тот самый знак успешного отступления? — спросил Вася, рассмотрев образ.

— Совершенно уверен, — подтвердил Аким.

— А я думаю, Акима прав, — проснувшийся Макар, по всей видимости слышал весь предыдущий разговор, — Я слышал, что на послужную дорожку абы какие рисуночки вписать невозможно. А только скрепы.

— Какие скрепы? — хором спросили у Макара Аким и Короток.

— Образы, скрепляющие важные события. Ими как бы записывается судьба. Нельзя вписать лишнего, но и пропустить ничего тоже нельзя. Поэтому, я так полагаю, знак отступления первым появился.

— Вообще-то похоже на то, — поддержал Вася, — То, как мы с Гусями бились, а потом от них удирали, рядовым событием не назовешь.