Копейщик

А началось все чуть не в первый день после переезда в дедовский дом, которого он до этого раньше видел пару раз всего, да и то мельком. Они тогда сели с дедом обедать, а ложка так лежала, что дотянуться до нее маленький Акимка не мог. Попросить деда подать ему ложку Акимка стеснялся и сидел, ожидая, пока тот сам догадается. Но дед почему-то не видел его затруднения, как ни в чем не бывало наяривал кашу, да еще причмокивал от удовольствия. Потом уже гораздо позже Акимка понял, что дед всего лишь хотел, чтобы он преодолел свою стеснительность. Но в тот раз он как дурень сидел и не мог из себя слова выдавить. И не придумал ничего умнее, как зачерпнуть кашу прямо рукой. Как на грех кашу до рта он не донес, и вся она так из щепотки на стол и вывалилась.

Акимка испугался, конечно, что сейчас ему от деда влетит. Но дед совершенно не разозлился, и как будто наоборот даже обрадовался. Акимка потом узнал, что все его промахи и ошибки у деда исключительно веселье вызывают, а в тот раз он впервые увидел его беззлобную, но ехидную усмешку, которая с тех самых пор сопровождала все их общение:

— Акимка, ты что, нелюдь что ли, кашу руками кушать? — говорит дед с таким довольным видом, будто ложку меда только что в рот отправил. Акимке же прямо сказать, не до веселья было, отец бы за такое подзатыльник отвесил и из-за стола выгнал. И видать с перепугу у него случился очередной случай воспоминания:

— Нет, дедушка, я не нелюдь. Я инженер-технолог!

С тех самых пор у них с дедом повелось что-то вроде игры, в которой он вспоминал прошлую жизнь, а дед ему в этом помогал. Еще дед говорил, что Акимка такой не один, и, есть другие люди, что помнят прошлую жизнь на «Старшей Сестре». Дед вот тоже помнит…

Глава 5

Глава 5. Зачисление на службу.

Всю ночь лисы гнали их по темному лесу, и сбавили шаг только поздним утром, на подходе к Невину. Парни сбили себе ноги в кровь и почти падали от усталости и боли. Но в городе к прежним страданиям добавилось еще и чувство стыда. Оба шли, не отрывая взгляда от земли, думая, что люди видят в них каких-нибудь беглых дезертиров и смотрят осуждающе, и даже не подозревали, что на деле все совсем не так. В людских взглядах выражалось либо сочувствие, либо, что чаще, вообще ничего не выражалось. Здесь всякого повидали, подумаешь, двух парней Лисы ведут.

Зато на самих Лисов глядели с явной неприязнью, а порой и открытой враждебностью и вызовом. Мол, дай только повод. Но Лисы, не дураки, повода не давали. Старый Лис, увидав, что люди недобро косятся на Фидолову шапку с волчьим хвостом, зашипел злобно на сына:

— Шапку сыми, дурачина. Вишь, люди смотрят, — и, не дожидаясь, пока тот сообразит, сам сорвал шапку и запихал Фидолу же за пазуху. А когда на одной из узких улочек дорогу им перегородила старуха с ведрами, Лисы остановились и терпеливо ждали, пока та не уберется с пути.

— Доброго здоровья, вам, матушка, — не выдержав, проскрипел старый Лис с не скрываемой досадой.

— Ишь, ты, — бабка с ведрами остановилась и к вящему раздражению Лиса зацепилась за сказанное, — Нашел матушку. И как у тебя только язык поворачивается… — дожидаться, чем кончится старухина отповедь не стали. Увидев, что путь освободился на ширину конской груди, старик ткнул коня пятками в бока и оставил бабку за спиной.

Только въехав в ворота подкняжичей крепости, они обрели былую самоуверенность. Обменявшись по-свойски кивками с воротной стражей, целенаправленно пересекли двор и подвели парней к писарю, сидящему за столом под навесом с кипой бумаг.

— А, это ты, Дроло, — вместо приветствия буркнул писарь, завидев старого Лиса, — Сегодня за двоих три копейки. В казне денег мало.

— Как, три копейки? — возмутился Дроло, — Вчера пять давали.

— Так надо было вчера приходить, — писарь ухмыльнулся.

— Три — это мало. Так не пойдет, — старый Лис пытался себя распалить, хотя и сам сознавал, что настаивает только из природной вредности, торговаться здесь бесполезно.

— Не хочешь брать три… — не бери, — писарь состроил картинный вид, что он де человек занятой и тратить время дальше на пустой разговор не собирается, — Либо вчера за пять, либо сегодня за три. Я тебе историю про раков на базаре рассказывать не собираюсь, — и поднял ладонь, прерывая дальнейшие возражения, — Бывайте, други.

Деваться Лисам, конечно же, было некуда, они забрали деньги, поворчали и незамедлительно испарились. Похоже, и в крепости, их хотя и терпели ввиду необходимости их услуг, но как дорогих гостей привечать явно не собирались. Писарь открыл ротную книгу учета и внес парней в списки. Пока он чиркал гусиным пером, Аким, стоявший до этого в задумчивости, вдруг ожил:

— А-а. Я вспомнил историю про раков, — писарь прекратил чиркать и поднял глаза на Акима, а тот, ободренный уделенным ему вниманием, добавил, — Это история со Старшей Сестры. «Вчера были раки большие, но по пять, а сегодня по три, но маленькие!»

— Помнишь прошлую жизнь? — писарь оживился, и смотрел теперь на Акима с любопытством

— Да… так. Иногда приходят такие… м-м… образы, что ли.