Копейщики

Печати Понтия Пилата оказалось достаточно, и реликвия, как доказательство, что солдаты Иерусалимского Храма - не самозванцы, не пригодилось. Он бережно завернул оружие в грубый плотный холст и спрятал в кладовую, устроенную за местом для жертвоприношений. Это помещение – скорее, щель - специально сделали для таких вещей. Там хранились праща Давида, посох Соломона, перстень с печатью Ирода [10]и прочие нужные для праздничных церемоний вещи. Когда-то это копьё принадлежало то ли Финеесу, внуку Аарона [11]– первому по счёту первосвященнику Иудеи, то ли ещё кому-то, скрытому от настоящего в песке времён. Но есть древний устный приказ хранить наконечник в качестве символа магических сил крови иудеев - избранного Богом народа. С этим копьем бросался в атаку на укрепленный Иерихон Иисус Навин. [12]Упоминали также, что именно его Саул [13]бросил в юного Давида [14]от бессилия и ревности к будущей славе в недалёком времени нового великого царя. И вот теперь оно спрятано здесь. Что ж, не пригодилось сегодня - пригодится в будущем. Реликвиями не разбрасываются. Правда, есть одно «но». Наконечник на этом копье на самом деле был всего лишь искусной подделкой лезвия, похищенного когда-то Александром Великим. Македонянин забрал его из Храма Зоровавеля [15], проходя через Иудею в своём походе на Египет. Кто ему сказал о реликвии - неизвестно, но Александру понравилась искусная работа кузнеца и качество металла. Пользуясь своей наглостью и могуществом, царь Македонии не обратил никакого внимания на слабые возражения священников. После того, как был утрачен Ковчег Завета, эта потеря не казалась им слишком большой. А дары, полученные взамен от греков, позволяли не экономить на ремонте храма. Александра давно нет, а тайной подмены реликвии владеет лишь он - Каиафа. Когда придёт время покинуть этот мир, он передаст это знание своему преемнику, который так же, как он, будет верить, что когда-нибудь наконечник вернётся в сокровищницу народа Израиля.

Глава 2 Цезарь LXXV (75) г. до н.э.

Не было еще гения без

некоторой доли безумия.

Сенека

Говорят, терпение - одно из многочисленных качеств зрелого ума и свойство мудрости. Это знали в эпоху Платона, Сократа, Аристотеля. Но ведь мы живём в летоисчислении от рождества Христова. И, наверно, простителен торопливый шаг вперёд в попытках объяснить самому себе, с чего всё началось. Но начало - это всего лишь точка отсчёта на бесконечной ленте времени. Можно идти от этой точки к свету нового дня - а можно повернуть назад, в прошлое. Ибо и там были свои начала, свои пророки и своё время. Там остались камни, разбросанные на тропе познания, а под ними в толстом слое пыли прятались легенды и свидетельства о давно минувших событиях. Известные нам и канувшие в небытие летописцы собирали эти камни и, рассматривая следы на земле, оставленные резцом и кончиком меча, подошвами и подковами коней, помогали новым героям обрести себя в зеркалах вечности. И, может быть, не стоит торопиться. Не сделать ли нам шаг назад, чтобы на тропе перемен найти другую точку отсчёта? Всё взаимосвязано в пространстве и времени. Давайте попробуем не разрубать, а распутывать узлы.

- В нём сидит слишком много Мариев!

Луций Корнелий Сулла был в гневе. Могущественный правитель Рима, победитель Митридата ругался, как водонос, кувшин которого опрокинула толпа при сходе лавиной в цирк на долгожданные бои гладиаторов.

Трибун второго легиона, размещённого Суллой в дневном переходе от Рима, почтительно ходил за мечущимся из угла в угол диктатором, делая лицо бесстрастным и в то же время готовым к выслушиванию любого приказа.

- Указ, указ! - Тонким срывающимся голосом закричал вдруг Сулла, и каллиграфы, слишком хорошо знакомые с его несдержанным и ставшим в последнее время капризным характером, поспешили придвинуть поближе свои столы, восковые таблички и приготовить стилосы.

- Ко львам в клетку, к змеям в террариум! Я покажу этому потомку плебеев [16], как лизать задницу популарам [17]и насмехаться надо мной в толпе бездельников-вольноотпущенников, пьяниц и клиентов богатых патрицианок! Схватить его прямо на Форуме, провести в цепях по улицам города, кастрировать, напоить ядом, вскрыть ему вены!

Трибун в раздумье покачал головой:

- Нельзя! Он любимец римлян, а в городе и так неспокойно. Убив знатного патриция из рода Юлиев, мы спровоцируем бунт - и тогда не избежать большой крови и погромов на Палатинском холме.

Сулла в бешенстве сжал кулаки.

- Я когда-нибудь сожгу этот паршивый грязный город: эти доходные дома с инсулами для плебса, эти дворцы патрициев, набитые нищими клиентами и окружённые свалками из гниющих отбросов после ежедневных вакханалий, эти хижины вольноотпущенников, крытые соломой! Пусть ветер развеет пепел в окрестных полях на радость крестьянам, с которых я требую всё больших урожаев хлеба для нужд армии. Вот уж я посмеюсь, когда рабы будут рукоплескать пламени над Римом!

Походив в раздумье по залу, диктатор немного успокоился.