Копейщики

Мятежные халифы Египта, поддерживаемые крестоносцами, всё чаще совершали набеги на южные границы Дамаска. Каир, в котором прочно обосновался гарнизон Иерусалимских христиан, всё больше становился неприступной крепостью и представлял опасность для владений мусульман, раздираемых на части властолюбием племенных вождей. Юсуф часто спрашивал себя и пленных эмиров:

«Сколько можно проливать кровь друг друга в бесконечных стычках за оазисы, колодцы, маленькие селения, где оставалось всё меньше мужчин и рождалось всё больше девочек?»

Пришла пора перемен. Враг, более умелый и стойкий, постоянно пополняющий свои ряды хорошими воинами, всё туже затягивал петлю на шее Сирии. «Воины Иссы» - так называли себя упорные и жестокие противники всех правоверных. Благословенная Аллахом земля задыхалась в удавке, сжимаемой руками в железных перчатках. Но хуже всего было то, что крестоносцы принесли с собой принципы ведения войны, совершенно несовместимые с верой, которую исповедовали жители благословенных зелёных долин и поющих песков. Никто, от самого последнего феллаха до эмиров, не мог понять жестокости христиан. Это по его, Юсуфа, совету, атабек объявил джихад крестоносному воинству.

«Но пока мы ещё слабы! Слабы, как пальцы руки, которой мешают сжаться в кулак хитрые продажные вожди распадающегося Багдадского халифата!»

Всадник вздохнул и очнулся от раздумий.

«Ладно, всему своё время. Сейчас главное - вбить клин между крестоносцами и византийцами, заставив их подозревать друг друга в тайных переговорах с посланцами султана Египта. Пусть обвиняют друг друга в предательстве и коварстве».

Александрия, которую он взял штурмом полгода назад, сейчас была блокирована флотом Византии. Правда, блокада с моря мало волновала Юсуфа, но иметь в тылу своих войск корабли, которые в любую минуту могут подвезти подкрепления для осады и штурма города с суши, становилось опасно.

Хорошо, что он догадался, кроме отряда в стенах города, оставить тысячу всадников в окрестностях Александрии. Им приказано днём постоянно передвигаться в виду побережья, поднимая как можно больше песчаной пыли.

«Неверные будут уверены, что к Александрии постоянно подходят всё новые войска». – Всадник хитро прищурил глаза. Он стал похож на кота, чувствующего приближение мыши.

Его усилия уже принесли плоды. Три дня назад разведчики донесли, что из Каира, опасаясь боевых действий на два фронта, крестоносцы уже начали отходить в Палестину, сосредоточив свою пехоту и тяжёлую конницу на дорогах, ведущих из Дамаска и Халеба (Алеппо) в Иерусалим.

- Эфенди, эфенди! – крик застал его врасплох. Юсуф поднял глаза и увидел, как двое всадников, обгоняя в быстрой скачке с наветренной стороны колонну конницы, приближались к нему. Несколько телохранителей также пустили своих лошадей вскачь, догнали своего предводителя и поехали рядом, положив ладони на эфесы мечей. Аль - Малик успокоил их жестом руки.

В верховых он узнал лазутчиков из передового отряда, высланного к Каиру ещё прошлой ночью.

- Иль хамдуль Илла («Слава Господу» - араб.)! – Передовой воин, тяжело дыша и вытирая грязной ладонью пот, придвинулся вплотную. - Город наш, о, эфенди! Крестоносцы ушли из Каира ещё вчера. Муджириды [80]открыли ворота и готовы сдаться, полагаясь на волю Аллаха и твоё милосердие!

- Иль хамдуль Илла, - повторил Юсуф, обернувшись на Восток и поднимая руки к вечернему небу.

Но через несколько минут мысли Аль-Малика приняли другой оборот:

«Кто поведает о моих тяготах, лишениях, сомнениях, ответственности и ошибках потомкам, которые когда-нибудь в будущем усядутся за чашкой чая в маленьких селениях под навесами из листьев финиковых пальм? В легендах и сказках останутся только победы. Никто не перепишет имён погибших, никто не сосчитает слёз матерей и жён, никто не соберёт в нить памяти чёрные бусы бессонных ночей, проведённых мной в осадах и быстрых переходах по пустыне».

***

То ли Юсуф управлял судьбой, то ли она им. Но так или иначе, через четыре года кровопролитных боёв не только Египет, но и вся Северная Сирия были в его власти. Он вступал в город, из которого уходил когда-то молодым, подающим надежды воином. А теперь Дамаск встречал его – султана Египта, основателя династии Айюбидов - громкими криками, воплями труб, боем барабанов и пением камышовых дудок.

Его хозяин и повелитель - Нур-ад-Дин - пал жертвой собственной слабости. Он был побеждён временем и славой, принадлежащей ему, Юсуфу ибн-Айюбу.

«Салах-ад-Дин!» («Защитник веры» – араб.)

Это имя катилось вслед растущему в размерах клубку слухов, заставивших гарнизон Дамаска сдаться.

Армия, состоящая их мамлюков, боготворила своего удачливого командира. Шеренги конных лучников и копейщиков кричали ему вслед:

- Ты нанизываешь города на свой меч, как финики на иглу! Покажи нам его!

И Саладин, останавливая взмахом руки беснующиеся толпы, послушно доставал из ножен сверкающее лезвие. Он поднимал смертоносную сталь над головой, поворачивал к солнцу, вращая кистью, и… яркая двойная ослепительная молния оставляла белый след восторга в широко открытых глазах всадников.