Копенгагенский разгром

Он вновь бросил злой взгляд на щуплого товарища, который с трудом восстанавливал дыхание.

— Я граф Воленский, — представился я. — Этот человек обокрал меня…

— Паспорт у вас есть?

— Паспорта нет! Все украли. Но при чем здесь мой паспорт?! Мы упустим его!

Наконец худенький офицер выпрямился и посмотрел на своего товарища вполне осмысленно. Взгляды их встретились, и глаза обоих на мгновение прищурились. За эту долю секунды между офицерами возник договор. К несчастью, его суть я уловил слишком поздно.

— Джентльмены, нужно догнать этого негодяя. Он убийца! — почти что с отчаянием воскликнул я.

Ни слова не говоря, толстяк-офицер врезал мне кулаком в правое ухо. Не ожидавший такой благодарности, я растерялся и получил по голове эфесом шпаги от второго лейтенанта. Еще один удар в ухо от толстяка завершил дело — я отключился.

Потом я смутно сознавал, что меня грузят в карету и куда-то везут. Очнулся я связанным по рукам и ногам. Я сидел в темноте и тесноте и не знал, чье плечо ощущаю по соседству: похитителя или такого же бедолаги, как я? Я легонько пихнул соседа локтем и получил в ответ мощный удар в ухо.

Я ломал голову над тем, что это была за ловушка? Казалось, я угодил в лапы разбойников. Я бы и дальше ломал голову, но времени не хватило. Экипаж остановился, раздался голос:

— Here we are!

Меня вытащили из экипажа, я услышал, как плещутся волны, и даже через пыльную мешковину почувствовал морскую свежесть. Меня провели по шаткому мостику на палубу. Со всех сторон слышались веселые возгласы. Обитатели корабля галдели по-английски. Когда-то мосье Каню давал мне уроки этого языка, и я учился с завидным прилежанием. Но в отличие от французского и немецкого практиковать английский доводилось нечасто. Я испытывал затруднения, но все-таки уловил, что матросы выкрикивают издевки.

Что ж, делать было нечего, и я просто ждал, когда все прояснится, не вечно же будут держать меня связанным с кляпом во рту. Меня заставили спуститься с палубы вниз. Я оказался в трюме. В нос шибанул запах немытых тел. Я споткнулся о чьи-то ноги и едва не упал. Кто-то разразился проклятиями. Сильные руки надавили на мои плечи, я опустился на что-то деревянное.

Мешок с головы сорвали, кляп изо рта вынули. Я сидел на лафете пушки. Нависшая надо мною обветренная рожа растянулась в нахальной ухмылке и воскликнула:

— Поздравляю! Ты поступил на службу в Королевский британский флот!

Глава 9

В полутемном трюме находилось с полтора десятка бедолаг. Все они с угрюмыми лицами сидели подле пушек. Очевидно, что, как и я, они попали на корабль не по своей воле и, по сути, оказались узниками. В углу в загоне хрюкали свиньи, блеяли овцы и мекали козы.

Моему появлению матросы радовались так, словно я появился в результате похабного фокуса и этот фокус был последним примечательным событием в их жизни. Они хохотали и насмехались надо мною. Пережить собственные несчастья им было легче в потехе над еще более несчастным человеком. А я, несомненно, в эти минуты выглядел куда несчастнее тех, кто уже притерпелся к рабской доле, хотя и отличался от прочих обитателей трюма тем, что с утра умылся и испускал запах виски, а не сточной канавы.

Я привалился спиною к чугунному стволу и закрыл глаза. Мое поведение вызвало бурю эмоций у прочих обитателей трюма — теперь в их выкриках слышалось больше негодования, чем издевок. Бедолаги надеялись, что получат сольный концерт и вдоволь поизмываются над артистом, но я не оправдал их ожиданий.

Что-то шлепнулось мне в лицо. Я открыл глаза, глумливые рожи с любопытством следили за мной. Неизвестный пакостник бросил в меня комком грязи. Я огляделся и на расстоянии вытянутой руки заметил пушечный банник, стоявший в стеллаже.

— Что, весело?! — крикнул я соседям.

Они загалдели в ответ. Я взял банник, размахнулся и треснул по зубам ближайшего оборванца. Чумазый незнакомец взвыл.

— Не повезло тебе, — ухмыльнулся я. — Будешь получать по роже всякий раз, как я разозлюсь. А характер у меня скверный. И хорошее настроение бывает редко.

Я поднялся с пола и с банником в руках направился к трапу. Матросы с опаской расступались передо мной. Но только я поставил ногу на ступеньку, по трюму прокатился ропот.

— Эй, мистер, куда это ты собрался?! — возмутился кто-то.

— На свободу! — ответил я.

— Туда нельзя! — раздалось в ответ. — Из-за тебя пострадают все!

— Страдальцы, — буркнул я, поднимаясь по лестнице.

Едва я выглянул, в плечо мне уперся приклад мушкета.

— Куда прешь?! — рявкнул солдат в красном мундире.

— Я российский дипломат, — ответил я. — Попал сюда по недоразумению! Доложите обо мне капитану!

Надо мною склонился еще один наглый субъект, но уже в синей куртке.

— Эй, ты! Ты новичок! — заорал он, брызгая слюной.

— Я дипломат, попал сюда по недоразумению, — ответил я.

— Ты родился по недоразумению! — с перекошенной от злобы рожей выкрикнул он. — На первый раз свободен! А высунешься еще раз без спросу, вся ваша батарея займется тренировкой — перекаткой пушек! Еще не тянул за тали? Поверь мне, там, внизу, ребята очень на тебя обидятся!