Копи царя Соломона. Священный цветок

Однако мне повезло в одном или, вернее, в двух отношениях. Во-первых, мне благоприятствовало полное отсутствие ветра, который мог бы вызвать волнение воды и тем самым замочить мое ружье. Во-вторых, я совершенно не боялся заблудиться, так как мне были видны огни, горевшие в пещере по обеим сторонам сиденья Мотомбо.

Я полагаю, что плавание заняло у меня около четверти часа, так как для сбережения сил я плыл вперед довольно медленно, хотя страх перед крокодилами заставлял меня торопиться. Но они, слава богу, совсем не показывались.

Теперь я был у самой пещеры, под ее скалистой крышей, на мелкой воде маленького заливчика, образовавшего бухту для лодки. Я стоял на каменистом дне. Вода доходила мне до груди. Я приглядывался к окружающему, тем временем отдыхая и разминая левую руку, одеревеневшую от беспрерывного держания ружья. Костры горели не очень ярко, и я плохо видел до тех пор, пока мои глаза не привыкли к их свету.

Я снял тряпку с ружейного замка и выбросил ее, предварительно вытерев ею мокрый ствол ружья. Потом, убедившись, что ружье готово к стрельбе, я начал всматриваться в окружающее. Передо мною была платформа, а на ней – увы! – похожий на жабу Мотомбо. Но он сидел спиной ко мне и смотрел не на воду, а в глубину пещеры. С минуту я стоял в нерешительности. Быть может, жрец спит, и я смогу взять лодку, не стреляя? Я не люблю убивать… Кроме того, головы Мотомбо не было видно, так как он наклонил ее вперед, и я не был уверен, что смогу убить его выстрелом в спину. Наконец, я не хотел стрелять еще и потому, что звук выстрела мог поднять тревогу.

В это время Мотомбо повернулся. Должно быть, инстинкт предупредил его о моем присутствии, так как тишина не нарушалась ничем, кроме мягкого шума дождя. В тот момент, когда он повернулся, блеснула молния, и он увидел меня.

Он поднял рог, чтобы призвать на помощь. Снова блеснула молния, сопровождавшаяся сильным ударом грома.

Я прицелился в голову Мотомбо и выстрелил как раз в тот самый момент, когда рог коснулся его губ. Он выпал из рук Мотомбо, который весь съежился и остался неподвижным.

В этот трудный момент мое искусство не изменило мне. Если бы мои напряженные до крайности нервы не выдержали, если бы моя рука немного дрогнула, если бы грязная подкладка из шляпы Ханса не защитила от сырости и пороха – эта история никогда не была бы написана и на кладбище Калуби лежало бы несколько больше костей.

Я простоял с минуту, ожидая, что в дверях, устроенных по обеим сторонам пещеры, появятся прислужницы и поднимут тревогу. Но никто не появлялся. По-видимому, это дряхлое существо день и ночь сидело на своей платформе, откуда ему было трудно спускаться. На закате солнца прислужницы окутывали его мехами, подбрасывали в огонь топлива и не беспокоили старца до тех пор, пока он сам не призывал их звуками рога.

Несколько ободрившись, я направился к лодке и отвязал ее. Потом влез в нее и, положив ружье, взял одно из весел и начал выводить ее из бухточки. Как раз в этот момент снова блеснула молния, и я увидел лицо Мотомбо, которое было всего лишь в нескольких футах от меня. Оно покоилось почти на коленях убитого, и его выражение было ужасно.

Посреди лба виднелся синий след пули, пробившей его. Глубоко провалившиеся круглые глаза были открыты, их прежний блеск потух, и мне казалось, что они пристально смотрят на меня из-под нависших бровей. Огромная нижняя челюсть отвисла; красный язык свешивался с нижней губы. Кожа на раздутых щеках приняла пепельный оттенок.

Я выплыл из пещеры и решил направить лодку к противоположному берегу, держась на восток от пещеры, по направлению к высокому дереву, которое, как я раньше заметил, обрисовывалось на фоне неба как раз позади кладбища.

Мой расчет оказался правильным, и в конце концов я направил нос лодки в камыши, за которыми оставил своих компаньонов. Как раз в это время из-за рассеивавшихся дождевых туч выглянула луна, и я был замечен своими и, в свою очередь, увидел фигуру бога-гориллы, направлявшуюся ко мне вброд, чтобы схватить лодку. Это было то самое страшное животное, которое я видел в лесу, только несколько пониже.

Я понял все и рассмеялся.

– Это баас? – спросил глухой голос, по-видимому исходивший из гориллы. – Значит, все окончилось благополучно.

– Конечно, – ответил я. – Иначе я не был бы здесь, – весело прибавил я. – А как чувствуешь себя ты, Ханс, в этой теплой шкуре и притом в такую сырую ночь?

– Ох, пусть баас расскажет поскорее, как все было, – ответил он. – Даже среди этой вони я сгораю от любопытства.

– Мотомбо убит, – ответил я. – Дайте мне, Стивен, вашу руку и мое платье. А ты, Мавово, подержи ружье и лодку, пока я буду одеваться.