Копи царя Соломона. Священный цветок

Далее изменившаяся к вечеру погода не располагала к веселости, так как вскоре после заката солнца пошел сильный дождь, продолжавшийся почти всю ночь. Укрыться от него нам было негде, и мы, равно как и сотни лишенных крова мазиту, испытывали от него крайние неудобства.

Однако дождь в конце концов перестал, и взошедшее на следующий день солнце приветливо засияло на небе.

Когда мы обсушились и обогрелись, кто-то подал мысль посетить сгоревший город, в котором пожар был окончательно потушен проливным дождем. Я согласился скорее из любопытства, нежели по какой-либо другой причине, и все мы (за исключением брата Джона, оставшегося при раненых), в сопровождении Бауси, Бабембы и многих мазиту, перебрались через развалины южных ворот и направились по усеянной трупами рыночной площади к тому месту, где стояли наши хижины. От них остались только дымящиеся кучи пепла.

Я чуть не плакал, глядя на них и думая о нашем сгоревшем багаже, без которого обратный путь представлял большие затруднения. Но делать было нечего, и мы отправились дальше через обгоревшие развалины королевских хижин к северным воротам. Ханс, внимательно осматривавший, по своему обыкновению, все, что попадалось на пути, шел вместе со мною позади всех. Вдруг он положил мне руку на плечо и сказал:

– Баас! Я слышу голос духа. Вероятно, это дух Самми просит нас, чтобы мы похоронили его.

– Вздор! – сказал я, но все-таки прислушался.

Теперь мне тоже показалось, что я слышу исходящие неизвестно откуда слова:

– О мистер Квотермейн! Будьте добры открыть двери этой печи.

В первый момент мне показалось, что я схожу с ума. Однако я вернул обратно остальных, и все мы прислушались. Вдруг Ханс бросился вперед, словно такса, почуявшая крота, и начал разгребать щепкой кучу пепла, который был еще слишком горяч для того, чтобы его можно было брать голыми руками. Мы снова прислушались и на этот раз ясно услышали голос, исходивший из-под земли.

– Баас, – сказал Ханс, – это Самми, сидящий в яме для зерна.

Тут я вспомнил, что почти перед каждой хижиной были вырыты такие ямы, служившие хранилищами для зерна. В описываемый мною момент они были пустыми.

Вскоре мы расчистили это место и подняли камень, снабженный отверстиями для вентиляции. Под ним оказалась яма в десять футов глубиной и в восемь шириной. Вслед за этим из нее показалась голова Самми, рот которого был открыт, словно у рыбы, дышащей воздухом. Мы вытащили его из ямы.

– Ох, мистер Квотермейн, – сказал он, – я жертва слишком верной службы. Оставить все наше ценное имущество на разграбление врагу было свыше моих сил. Поэтому я сложил все в эту яму и уже собрался уходить. Вдруг мне показалось, что сюда кто-то идет. Я влез в яму, прикрыв ее над собою камнем. Вскоре началось сражение. Кто-то поджег город, и все кругом запылало. Я слышал, как надо мной бушевало пламя. Потом пепел засыпал выход, и я не мог поднять камня, который так накалился, что к нему нельзя было притронуться. Здесь я просидел всю ночь, задыхаясь от жары и все время боясь, как бы не взорвались лежавшие около меня два бочонка с порохом. Наконец я потерял всякую надежду и уже приготовился умереть, подобно черепахе, живьем зажаренной бушменом[123], как вдруг услышал ваш приветливый голос. Я буду очень благодарен вам, мистер Квотермейн, если вы дадите мне какой-нибудь успокоительной мази, так как я весь обожжен.

– Ах, Самми, Самми! – сказал я. – Вот до чего доводит трусость! Если бы не острый слух Ханса, тебе, наверное, пришлось бы погибнуть в этой яме.

– Это верно, мистер Квотермейн. Я признаю себя виновным. Но на горе меня могли застрелить, а это еще хуже, чем быть освобожденным. Кроме того, вы поручили мне свое имущество, и я решил сохранить его, жертвуя своими собственными удобствами. В конце концов мой ангел-хранитель привел вас сюда. Все хорошо, что хорошо кончается, мистер Квотермейн, но кровавых сражений с меня довольно. Когда я возвращусь в цивилизованные места, я впредь буду заниматься исключительно искусством приготовления пищи в безопасной кухне отеля, конечно, в том случае, если мне не удастся найти место преподавателя английского языка.

– Да, Самми, – ответил я, – все хорошо, что хорошо кончается. По крайней мере, ты спас наш багаж, за что мы должны быть очень признательны тебе. Ступай с мистером Стивеном за медицинской помощью, а мы тем временем извлечем из этой ямы наш багаж.

Спустя три дня мы простились со старым Бауси, который чуть не плакал, расставаясь с нами, и с мазиту, уже занявшимися восстановлением своего города.

Мавово и другие зулусы, павшие в битве у южных ворот, были похоронены на горе. Над их могилой был насыпан высокий холм, чтобы грядущие поколения могли вспоминать о них. Тут же были похоронены все павшие мазиту.