Копья летящего тень. Антология

Весь ряд пластмассовых стульев по обе стороны от нее был пустым, хотя в зале ожидания было много желающих посидеть. От нее исходило жуткое, совершенно немыслимое зловоние!

И вот эта страшная черная фигура зашевелилась, наклонилась вперед и принялась копаться негнущимися пальцами в тряпье, которым были обмотаны ее ноги. Не только я, но и все, кто видел это, с ужасом и отвращением отвернулись.

С великим трудом, со стонами и вздохами, она поднялась, с трудом удерживая равновесие, неуклюже сгребла обеими руками котомку и неуверенно шагнула вперед.

Из ее высоких калош на пол полилась густая, зловонная жижа. Вонь была настолько гнусной и нестерпимой, что зал ожидания через пару минут стал почти пустым — остались только храпящие на стульях алкоголики и я. А она продолжала медленно идти, волоча по полу свои калоши, словно лыжи по липкому снегу, оставляя за собой влажную, зловонную колею.

Я выскочила на перрон и меня вырвало прямо на рельсы.

И я пошла под проливным дождем в город. Я насквозь продрогла, вся моя энергия осталась на берегу Северного Донца.

Дождь перешел в ливень, смывая с асфальта зловещие следы обреченной на смерть богомолки.

Еще издали я услышала пенье, доносившееся из церкви, где подходила к концу утренняя служба. И я направилась прямо туда, ощущая болезненный трепет во всем теле и полное смятение в душе. Я спасла бездомную собаку, и у меня не было теперь сил, чтобы спасти человека. Но я не жалела о том, что произошло, ведь у этой несчастной женщины, возможно, был Бог, который мог о ней позаботиться…

Я вошла в церковь как раз в тот момент, когда батюшка благословлял собравшихся. Все толкались, выстраиваясь в очередь, стараясь пробраться к алтарю в первых рядах. На меня никто не обращал внимания. Торопливо и деловито, словно отбиваясь от назойливых насекомых, батюшка произносил нараспев одни и те же слова, подставляя для лобызания белую, пухлую руку и почти не глядя на того, кто оказывался в этот миг перед ним. Внезапно его взгляд остановился на мне.

— Сними шапку! — строго, властно и сердито сказал он, на миг забыв об очереди.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. На голове у меня была желтая бейсболка, из–под которой торчали концы коротко остриженных волос. Высокая, худая и плоскогрудая, в джинсах и выгоревшей на солнце ветровке, я была похожа на парня. А мужчинам предписывалось находиться в церкви с непокрытой головой.

— Сними шапку! — снова повторил батюшка, на этот раз с раздражением. Все вдруг заметили мое присутствие, я ощутила на себе десятки колючих взглядов. Разумеется, мне ничего не стоило снять бейсболку, тем более, что прическа у меня была вполне мальчишеской. Но это означало бы погрешить против истины, а Бог, как известно — не церковный идол, а именно Бог — не приемлет этого. Поэтому я оставалась стоять в бейсболке, засунув руки в карманы и холодно глядя на батюшку. Ситуация была скандальной, проходящие мимо меня верующие вполголоса ругали меня, какая–то смиренного вида старушка сделала вид, что плюет в мою сторону. Меня это разозлило, и я почувствовала, как истраченные на берегу Северного Донца силы снова возвращаются ко мне. Сжав в карманах джинсов кулаки, я мысленно усмехалась — и мне было не по себе от этой моей зловещей усмешки. И я мысленно представила себе, как вся очередь, жаждущая благословения, устремляется к алтарю, сбивает с ног батюшку, выкрикивая непристойные, матерные слова…

Подумав об этом, я неспеша вышла из церкви. И стоя уже под проливным дождем, я услышала рев, грохот и топанье. Я была удовлетворена.

Совершив первый в своей жизни хулиганский поступок, я ничуть не жалела об этом. Весело посмеиваясь и уже больше не дрожа от холода, я быстро пошла к вокзалу.

***

На выходные меня отпускают домой. Иногда среди недели я тоже ухожу, чтобы к вечеру вернуться в палату. Так приятно осознавать, что в этом бесприютном городе у тебя есть убежище, где никто о тебе ничего не знает, где история твоей жизни сводится к лаконичной истории болезни. И то немногое, что гарантировано каждому в этой больнице — еда, постель, телевизор — вызывает у меня удивительное ощущение уверенности в завтрашнем дне: завтра будет то же самое, и послезавтра… Я знаю, что это психология бедняков и малоимущих, но меня это не смущает. Пребывание в больнице дает определенную защищенность от общества — и это самое главное. И когда я тихим апрельским вечером возвращаюсь в свое убежище, мне кажется, что я еду в полусонном трамвае по совершенно незнакомому мне городу, и темные улицы, маленькие домишки, заборы и фонари — все несет в себе какую–то тайну, созвучную моей собственной тайне.

Сегодня я опять видела Женю Южанина. Иногда мне кажется, что я просто выслеживаю его, подстерегаю его в хорошо известных мне местах, шпионю за ним. И это действительно так.

Мы вышли из университета вместе. Впрочем, слово «вместе» здесь вряд ли подходит: мы вышли с толпой студентов, и я ни на шаг не отставала от него. Если говорить честно, то я просто волочусь, просто бегаю за Женей.