Копья летящего тень

Шагнув к нему, я с силой потянула его за рукав и за воротник — и новоприбывший ввалился, словно мешок с картошкой, на территорию стройки, куда вход был строго воспрещен.

— Ну вот, вписался… — пробормотал он, становясь сначала на четвереньки, а потом усаживаясь на сваленные в кучу доски. — Теперь отдохну…

Дыра была свободна, и я шагнула в проем.

— Лю-ю-ю-ю-ди-и-и-и-и!!! — завопил он за моей спиной. — Про-сни-и-и-и-и-те-е-е-е-есть!!! Вами же дура-а-а-а-ак пра-а-а-авит!!!

Я остановилась, обернулась, уставилась на него.

— Вы имеете в виду Леонида Ильича? — вежливо спросила я.

Повернув в мою сторону нахлобученную на самые глаза лисью ушанку и, громко икнув, он сказал:

— Врешь! Ты не мужик… голос бабий… Ты… — он запнулся, делая попытку встать. — Ты знаешь, с кем ты сейчас разговариваешь?

— Нет, — с опаской ответила я, снова шагнув в проем.

— Постой! — рявкнул он. — Я тебе сейчас скажу… — он с трудом зажег спичку, закурил. — Ты, может, никогда в жизни не разговаривала с живым поэтом! Эй, как тебя там… ты знаешь, кто я?

«В самом деле, — подумала я, — кто бы это мог быть?»

— Я — Михаил Кривошеев!!! — заорал он так, что наверняка разбудил мертвецки пьяного сторожа стройки.

После этого он надрывно закашлялся, и мне показалось, что его сейчас стошнит. Поэтому я быстро переступила через широкие доски проема.

— Эй, ты! — снова позвал он меня. — Ты знаешь, сколько у нас в Воронеже настоящих поэтов?

На всякий случай я высунула голову из-за забора.

— Два-а-а-а-а-а! — снова заорал он, — Всего два-а-а-а-а поэта! Я… и одна баба. Но она не русская и к тому же диссидентка, ее никогда не будут печатать! Значит, остаюсь один я… Я-я-я-я-я-я-я-я!!! Оди-и-и-и-и-ин!! Единственный воронежский поэ-э-э-э-эт!!!

«Поэт, поэт, поэт…» — звенело у меня в ушах, пока я бежала по безлюдной, заснеженной улице. И когда я подошла к своему дому, новый год уже наступил.

33

Воспоминания умирают, как и люди. Лилиан знала об этом.

Был уже март, но Лилиан пыталась жить декабрем, пыталась заморозить в себе образ Дэвида, временами выплывавший из тьмы и становящийся живым и ярким, но тут же гаснущий, уходящий от нее все дальше и дальше.

Она не искала больше встреч с ним, не стояла под его больничным окном, перестала бывать в общежитии.

Одинокое солнце
в поисках двойника,
день, ослепший от пустоты…
Почему я несу этот свет,
почему бесконечно скитаюсь
возле тех забытых следов,
что уже никуда не ведут?
Так безмолвна,
так медленна
замерзающая река,
и на набережной перилла
уже ни о чем не расскажут,
даже шорохи листьев умерли.
Только лед испуганно вскрикнет,
раненый чьим-то шагом.
Мир одинокого солнца…

Лилиан шла по набережной, глядя на замерзшую, сверкающую под мартовским солнцем реку. Кособокие домишки с залатанными крышами, крохотные садики, стены полуразвалившейся церкви, стаи ворон, промерзшие на ветру деревья… Единственная улица, сохранившаяся со времен ее детства. Лилиан помнила покрытые битым стеклом и раскрошенным камнем пустыри, полуметровых зеленых ящериц, паровозы, тащившие составы с углем и поднимавшие тучи черной пыли под окнами сталинских домов, широкие половодья не знавшей шлюзов реки… и жестокие игры в войну, дом на дом, улица на улицу, разбитые в кровь головы, грязные детские руки, сжимающие куски кирпича… и фестивали шестидесятых годов: толпы людей на улицах, в костюмах со всего мира, с белыми бумажными цветами — целый яблоневый сад над людьми… и она сама бежала следом, подбирая эти бумажные цветы, обрывки песен и воздушные шары… и один из них, самый легкий, полетел далеко, через бугры, к маленьким, вросшим в землю, довоенным домишкам, и дальше, на луг, и никто, кроме Лилиан, не гнался за ним, и даже ей не удалось поймать его — шар так и улетел за реку…

Воспоминания из совершенно другой жизни. Из жизни мало знакомого, возможно, уже давно умершего человека…

…Моя келья сразу наполнилась сияньем морозного дня и запахом снега. Лилиан! Перепуганные насмерть девственные старцы шарахнулись в пыльные углы, подозрительно уставившись на незнакомое рыжеволосое существо; изъеденные красным паучком кактусы ощетинились остатками хилых, белесых колючек. Лилиан?

Я протянула ей письмо от Дэвида.