Копия Афродиты

— Да, интересная… Значит, твои дедушка и бабушка? Так, так…

Алеша молчал. Учитель встал и через несколько минут вернулся со старой фотографией. На пожелтевшем, почти коричневом фоне еле заметно виднелась группа молодежи. Три девушки и два парня. Томкович протянул фотографию Алеше и пальцем показал на девушку, сидевшую посредине:

— Это она, Стася. А справа за ее спиной — я… Алеша внимательно всматривался в лицо бабушки.

Гладко причесанные на прямой пробор волосы, длинная коса обвилась вокруг шеи и свисала по правой руке почти до пояса. Светлая блузка в горошек. Темная прямая юбка почти до земли. Лицо… Вылинявшее, не рассмотреть. Жаль.

— В народе о таких, как твоя бабушка, говорят: красивая, как елка, колючая, как иголка…

Алеша продолжал рассматривать фотографию.

— А разве у вас не сохранилась? — спросил учитель.

— Я такой не видел.

— Поищите. Все, кто на ней заснят, получили по одной штуке.

— Не видел, — сказал Алеша.

— Куда ж ее девала покойная Серафима? — удивился Елизар Сильвестрович. — Эту фотографию перед свадьбой твоей бабушки Анастасии сделал заезжий фотограф. Сам помню: Серафима лично забрала снимок, сама рассчитывалась. М-да… Так на чем я остановился? — забирая фото у Алеши, задумался Томкович.

— Колючая, как иголка…

— Ах, да! Красивая была твоя бабушка. И на язычок острая. Многие парни к ней липли. Но выбрала она себе Тимофея. Дедушку твоего. Парень был видный, работящий. Один у родителей. Перед самой свадьбой у них казус вышел: Анастасия поставила условие, чтобы жених перешел на ее фамилию. Родители Тимофея — ни в какую! Единственный сын. Такого еще не было в деревне — перейти на фамилию жены. В примаки — еще куда ни шло. Но чтоб и фамилию отдать? Свадьба чуть не расстроилась. Но Тимофей в конце концов пошел на поводу у невесты. С родными поссорился. Ну, и ничего. Жили в ладу. Через положенное время у них родилась дочь. Твоя мать.

Алеша слушал, затаив дыхание. Опять о фамилии. Но что об этом рассказывали люди?

— Вы не помните, — спросил Алеша, — что об этом говорили раньше? Почему бабушка так упорно отстаивала свою фамилию?

— Этого не знаю. И никто не знал. Догадывались, что такое решение приняла Серафима.

Алеше хотелось задать еще много вопросов. Но Елизар Сильвестрович часто посматривал на часы, суетился, отвлекался. И Алеша вспомнил: по телевизору должны показывать интересный фильм. Решил спросить главное:

— Говорят, во время войны… что-то было…

— Это особый разговор, — старый учитель будто проснулся, прогнал от себя дремоту. — В войну всякое было. Я тоже, например, партизанил. Неплохо партизанил. Имею награды. Фашисты, захватив нашу деревню, Анастасию не трогали. Она была женой «врага народа».

— Какого врага?

— Народа. Раньше так говорили. Если кого арестовывали…

— За что арестовали дедушку?

— Если люди не знают за что, тогда они выдумывают — за что. Вот и выдумали. Тимофей будто хвастался в кругу друзей, что может сшить такие сапоги, в которых с гордостью ходил бы сам товарищ Сталин. Тимофей был неплохим сапожником. Другие утверждали, что Тимофей отравил колхозную муку… Всякое рассказывали. А где правда, где ложь…

— Мать говорила, — вставил Алеша, — что его обвинили в шпионаже.

— Правдой было тогда одно, — продолжал учитель, — Тимофей — «враг народа». И немцы, и полицейские во время оккупации ни Серафиму, ни Анастасию не трогали. Были у них частыми гостями. Анастасия чувствовала себя героем: ездила куда надо, делала что хотела. Люди, надо сказать, ненавидели тогда обеих. За глаза называли предательницей, потаскухой… Однажды кто-то пытался даже поджечь дом. Полицейские его спасли…

И вот глубокой осенью сорок третьего года из дома в дом пронеслась весть: арестовали Анастасию. Время было ненастное. Первые заморозки сковали землю, на деревьях висели еще зеленые листья. Анастасию из комендатуры, которая была в бывшем графском доме, вели через сад в сторону речки мимо графского ключа…

— Чего, чего? — переспросил ошарашенный Алеша.

— Родничка, кринички по-нашему…

Слово «ключ» словно обожгло Алешу. Родник, криничка… Как же он раньше не мог подумать об этом? Может, Серафима, говоря о ключе, имела в виду родник?

Елизар Сильвестрович, позабыв о предстоящем фильме, разговорился. Алеша слушал, запоминал, старался не пропустить ни одного слова, ни одной детали… А в голове — рой мыслей. Какую только вину ни приписывали дедушке? Будто все беды в деревне шли от него, и тесно становилось от его присутствия. Бабушка — все так и шарахались при встрече с ней…