– Присаживайся! А может, ты чаю хочешь, а не кофе? Мотор как, позволяет? – суетился хозяин, доставая из шкафчика чашки с подозрительным налетом на донышке. – Я сам обычно чай пью, кофе редко. Но сейчас чувствую, что совсем отрубаюсь. Конечно, сейчас все тебе расскажу. Отчего не помочь коллеге.
– Я кофе буду, – буркнул Седов, сразу же догадавшийся, что кроется за радушным гостеприимством. И он не ошибся.
– А у тебя в производстве тоже убийство сотрудника «Pan Zahar Group»? Связь с Малышевским прослеживается? – с деланым равнодушием поинтересовался Николай Абрамов и отхлебнул кофе. – Как продвигается расследование? Подозреваемый установлен? Может, поинтересоваться его алиби на вчерашнюю ночь? Малышевского убили в двадцать три двадцать.
То ли кофе у Абрамова оказался некачественным, то ли варить он его не умел – но пить предложенное пойло было невозможно. Седов отставил чашку, посмотрел на хитренькое лицо коллеги и почти нежно сказал:
– Никак не продвигается. Подозреваемых нет, так что на предмет алиби допрашивать некого. Мотивы «моего» убийства непонятны, есть только версии. И свидетелей не выявлено.
Абрамов помрачнел. По прикушенной губе, гневно шевельнувшимся кустистым бровям, нервно теребящим край клетчатой скатерти пальцам его мысли читались, как в открытой книге.
Вопрос о подследственности ставить пока нельзя. Оснований для того, чтобы «выпихнуть» труп Малышевского со своего округа, не прослеживается. Тут надо бдительности не терять, чтобы соседи «свое» убийство не всучили.
«Явно будет подзуживать начальника, чтобы нам это дело передали, – решил Седов, скептически присматриваясь к бутербродам. Слишком уж огромным, неаппетитным. – Но мой шеф тоже не лыком шит, так что длиться эта бодяга будет долго».
– В двадцать три двадцать пять на пульт дежурному поступил звонок. С сообщением о том, что, видимо, из окна выпал мужчина. Я прибыл на место происшествия чуть позже «Скорой», – начал свой рассказ Николай Абрамов. – Малышевский скончался, не приходя в сознание. Возле подъезда собралась толпа жильцов дома. Судя по первым опросам, Малышевского там раньше никто не видел. На вопрос, не находился ли потерпевший в гостях у жильцов дома, никто положительно пока не ответил. Чердачный замок не взломан, скорее всего, его открывали ключом. Осмотр помещения позволил криминалистам выявить свежие следы присутствия двух человек. Отпечатки обуви одного из них, по предварительной оценке, совпадают с рисунком протектора ботинок потерпевшего.
– А следы борьбы? – перебил Седов.
Абрамов покачал головой.
– Визуально – никаких. На одежде Малышевского предположительно нет загрязнений, образовавшихся от соприкосновения с поверхностями чердака или крыши. Судмедэксперт не установил повреждений, свидетельствующих о том, что Малышевский пытался зацепиться за выступающие предметы для предотвращения падения. То есть, похоже, он тупо стал на край крыши и сиганул вниз. Может, наркоту на вскрытии найдут, у меня других версий нет. Причем похоже, что его действительно никто с крыши не толкал – следы второго человека, спутника или спутницы Малышевского, заканчиваются метра за четыре до края крыши. Но, – Николай постучал пальцем по лбу, – Малышевский состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Заболевание легкое, опасности ни для самого потерпевшего, ни для окружающих не представляющее. Однако мало ли что, может, врачи чего-то проглядели или недопоняли. А, да! Еще на крыше пачку презервативов обнаружили. Запечатанную. «Пальцев» криминалист на коробке не нашел. Хотя, конечно, не факт, что эти «резинки» имеют отношение к потерпевшему. А в остальном – полный голяк. С кем Малышевский входил в дом, выходили ли в тот временной промежуток из подъезда посторонние или жильцы – никто ничего не видел. Или видел, но молчит.
– «Дави» жильцов, – посоветовал Седов, машинально наблюдая за релаксирующим на мойке жирным тараканом. – Ключ от двери подъезда – раз, чердачный замок – два. Человек явно готовился и знал, куда шел. И еще. Из мониторингового центра данные запрашивал? Может, на видеокамерах, «пасущих» районы жилых домов, что-то записалось?