Копьё Маары

Мужчины были вооружены как средневековые всадники: колчан со стрелами, лук, круглый деревянный щит с металлическими бляхами. На поясе – искривленная сабля.

– Это кто? – одними губами прошептала Аякчаана прежде, чем ее успели увести.

Катя пожала плечами и покачала головой. Она не знала, кто это мог быть. Кажется, в каком-то из маминых каталогов она встречала подобное одеяние воинов, но кому, какому народу оно принадлежало, она никак не могла вспомнить.

В любом случае она знала совершенно точно – они в беде, в большой беде: посох утерян; как отсюда выбираться, неясно. Эти люди в лучшем случае продадут их в рабство. В худшем – убьют за ненадобностью. Хотя это еще вопрос, какое из этих двух зол лучше.

Но безмолвный вопрос Аякчааны привлек к себе внимание. Мужчины прекратили обсуждение.

– По коням! – скомандовал главарь.

И тут же к Кате подбежал один из воинов, рывком поднял ее на ноги и завел руки за спину, крепко связал. Аякчаане же помогли встать, легонько подтолкнули к Кате, но связывать не стали. Ая подхватила свою новую знакомую под локоть, не позволив упасть, когда их, словно невольниц, толкнули вперед.

– Вперед иди! – проговорил воин.

Хлыст то и дело свистел, взбивая черную от сажи пыль.

– Кто эти люди, ты знаешь? – испуганно шептала Аякчаана Кате на ухо, когда они оказались рядом.

Катя только отрицательно покачала головой, оглянувшись на шедших рядом воинов. Те пристально наблюдали за ними.

– Не знаю, но, надеюсь, нам удастся сбежать от них, – пробормотала девушка. – А что ты им сказала?

– Они почему-то заинтересовались этим шарфом, который мне мама на день рождения подарила. – Ая незаметно дотронулась до шеи, того места, где недавно он красовался.

– А что в нем такого?

– Понятия не имею. Мама сама его вышивала. Там наши национальные узоры, традиционные. Они от злых духов оберегают… Вообще-то их обычно на шарфах не вышивают, – добавила она, подумав, – но дедушка маме разрешил. Даже подобрал узоры… От злого глаза, от злой стужи. От лютого зверя. От страха…

– Может, они им знакомы? – предположила Катя.

Тем временем их подвели к лошадям. Один из воинов сел в седло, Катю грубо подхватили и посадили в седло перед ним. Аякчаане выделили отдельную лошадь, которую под уздцы взял молодой воин.

Не мешкая более, все двинулись со двора в сторону ярмарочной площади.

Катя смотрела и не узнавала совсем еще недавно такую красивую и ухоженную Тавду. Не было ни одного целого дома. Та часть города, где стоял дом Могини, выгорела дотла, серый пепел осел на дороги и почерневшие заборы. Только коты, которые совсем недавно с любопытством наблюдали, как Катя с Ярушкой покидают бабушкин дом, все так же сидели на пепелище. Здесь было безлюдно, пусто и тихо. Только звуки лошадиных копыт гулко отдавались в груди, терялись за едко пахнувшей пеленой. Ближе к ярмарочной площади отдельные группы таких же темноволосых мужчин суетились на разоренных улицах, вынося из домов узлы с вещами, сундуки, домашнюю утварь, сбрасывая все добро в большие кучи посреди мостовой. Ругались и даже дрались, особенно у богатых домов и в лавках купцов.

Здесь же, на одной из площадей Тавды, Катя впервые увидела трупы. Истерзанные и изуродованные мужчины и женщины, старики, дети. Кровь пропитывала пыльную землю, стекала в сточные канавы, смешивалась с черной грязью и золой. И несла свои траурные воды дальше, прочь из города.

Не пощадили никого.

«Где же Могиня?.. Где ребята, Ярослава?» Не в силах сдержать слез, Катя с ужасом вглядывалась в лица погибших, боясь узнать знакомых.

Когда они вышли на улицу, которая вела на ярмарочную площадь, в воздухе еще отчетливее почувствовался едкий запах гари, страха и смерти. Отсюда были слышны крики людей. Кто-то еще звал на помощь. Сердце сжалось от страха: это на соседней улице кричала женщина с ребенком. Они находились на втором этаже горящего дома. Пламя уже почти дотянулось до них. В это время внизу, во дворе, стояло человек десять грабителей. Посмеиваясь, они наблюдали за погорельцами, даже не пытаясь их спасти. Один даже передразнивал несчастных.

Катя инстинктивно дернулась помочь, но всадник за спиной жестко осадил ее.

– Что же вы за люди такие, звери, а не люди, – прошептала девочка, не в силах слышать жалобный плач младенца и отчаянные крики его матери.

Воин недовольно цокнул языком, потянул на себя веревки на ее запястьях так, что те сильно впились, сдирая кожу.

Катя взвыла от боли.

– Молчать, – скомандовал всадник.

Изо рта резко пахнуло чесноком и луком, Катя поморщилась, подалась назад, чтобы ослабить узлы. Но, кажется, державший ее воин не преследовал цели долго мучить ее, просто хотел напугать и заставить сидеть смирно.