Коптский крест

Значит еще и курсистка? Что ж, это многое объясняло – в бытность в свою в Петербурге, Никонову приходилось весьма близко общаться я с тамошними курсистками – простота нравов барышень-бестужевок[141] стала притчей во языцех среди столичных молодых офицеров. Брат ее больше отмалчивался; впрочем, он смотрел на Никонова вполне доброжелательно. Но стоило лейтенанту спросить, в каком полку служил молодой человек и почему так рано оставил службу – от этой сдержанности не осталось и следа. Из долгого и путаного рассказа Романа Никонов понял, что молодой человек служил в чем-то вроде морской пехоты (во всяком случае, он не раз и не два назвал себя «десантником»), службу оставил в чине сержанта, из-за полученной на учениях травмы, но намеревается, подлечившись, вернуться в армию – «на контракт», как он сам пояснил лейтенанту. В рассказе Романа, моряк уловил подробность, мгновенно заставившую его забыть обо всех остальных непонятностях. Дело в том, что молодой человек, среди прочего, назвал год, когда был призван на службу – две тысячи двенадцатый. Сначала Никонов решил, что это оговорка, и переспросил, но Роман легко повторил дату. Да и Ольга подтвердила: да, брата забрали в армию в 2012-м, через полгода после того как папа с мамой…

Дальше Никонов слушал но уже вполуха. В голове набатом билось – «Две»! «Тысячи»! «Четырнадцатый»! А календарь с яркими картинками на стене? «Май, 2014 года» – значилось на страничке. Выходит, волей «американского гостя» он переброшен в будущее, на 128 лет? Значит, подозрения были справедливы – и Олег Иванович, действительно, кто-то вроде капитана Немо или Робура-Завоевателя, только поставивший себе на службу не просто науку, но само время? А раз так – то каким же наивным и глупым казалось теперь отчаянное бегство лейтенанта! Раз уж похититель обладал таким могуществом – о каком сопротивлении могла идти речь?

— Ну вот, — Ольга, наконец, закончила обрабатывал рану лейтенанта и довольно ловко бинтовала голову моряка. — Пока так сойдет, но вообще-то, надо в травмпункт. Раз голова не кружится – может, Ромик поможет вам добраться? Тут недалеко есть, На Таганке, в детской поликлинике. Ой, только у вас пиджак в крови, надо вам найти что-нибудь подходящее, — и Ольга кинулась к огромному, почти в высоту комнаты, зеркалу на стене. Зеркало послушно отъехало в сторону – за ним оказался неглубокий шкаф, полный платья. — Ром, я дам Сереже твою ветровку, не против?

Ага, значит, он уже «Сережа»? Никонов и не заметил, когда успел сообщить энергичной курсистке свое имя – но был уверен, что назвался никаким не «Сережей» а, как и подобает, Сергеем Алексеевичем. Напористая, однако, барышня!

Лейтенант вздохнул. Оставалось одно – раз уж судьба свела его с этой парой, надо не пытаться играть с ними в кошки-мышки, а открыться – а там уж, будь что будет. Лейтенант сразу и окончательно поверил, что судьба и злая воля Семенова забросила его в далекое будущее – и первым делом надо найти кого-то кто поверит ему и согласится помочь. А раз так – то стоит ли откладывать это действо?

Так что – Никонов, не без некоторых колебаний, отстранил от себя хлопочущую курсистку.

— Спасибо, милейшая – Ольга… простите, не знаю, как вас по батюшке. И вам я очень благодарен за столь своевременную помощь, сержант. А теперь – не соблаговолите ли вы выслушать мою историю?

Глава сорок четвертая

Двое мужчин медленно шли по Гороховской улице. Над Москвой угасал закат – небо на востоке наливалось уже синими чернилами, а на густо-розовом фоне западной стороны горизонта ясно вырисовывались силуэты церквей. Лениво процокала мимо пролетка; извозчик, мающийся от скуки, проводил идущих взглядом – вырядятся же баре!

Выглядели эти двое и правда необычно. Если первый был одет, как вполне солидный господин – в светлый габардиновый макинтош, при трости и шляпе, — то второй смотрелся нелепо – в короткой, несерьезной и какой-то блестящей куртке, вызывающе-оранжевого цвета, с шутовской круглой шапочкой с длинным козырьком на голове, он выделялся на улицах Москвы, как белая ворона. Шутовски одетый господин что-то втолковывал собеседнику, энергично размахивая руками. Тот внимательно слушал, изредка кивая. При этом господин в нелепом платье ухитрялся еще и озираться по сторонам, глазея на все подряд – на проезжающего мимо извозчика, на церковь, на бакалейную лавку на углу, на стайку мальчишек, играющих в подворотне в свайку…

— Ну, Олегыч, слов нет. А я, признаться, решил что ты… того. Ну. Когда начал мне про путешествие в прошлое рассказывать. Ну все, думаю, съехал мужик с катушек – сейчас надо будет, по-тихому, укольчик поставить и не спеша, в клинику…

— Да я все понимаю, — усмехнулся Олег Иванович. — Я и сам, признаться, как увидел, все гадал, что это – галлюцинации или белочка пришла? Хотя вроде я особо не злоупотребляю. Как тебе коньячок, кстати?

— Еще спрашиваешь! — причмокнул собеседник. — Курвуазье, 1865 года. Вот уважил, так уважил!

Каретников был известен среди друзей-реконструкторов как великий знаток и ценитель коньяков.