Коптский крест. Дилогия

А при том, лейтенант, – ответил Олег Иванович чуть-чуть снисходительным тоном, – при том, что бекас – птичка малая и шустрая. И на лету меняет направление, как пожелает, угадать, куда она свернет, да еще и подстрелить – не всякому дано. Вот лучших стрелков и прозвали – "снайперы", сиречь "бекасиники".

– Вот как? – заинтересовался барон. – а вы, выходит, изрядно стреляете? –

Не жалуюсь, – кивнул Олег Иванович. Он, и правда, недурно стрелял из охотничьего карабина и СВД. – Вам, барон, конечно, приходилось видеть ружейные телескопы? –

Винтовка Стивенса с телескопическим прицелом.

Фехтование было забыто. Следующие полчаса все трое провели в кабинете барона, неспешно потягивая коньяк и обсуждая премудрости снайперского дела. Боясь засыпаться на каких-то неожиданных деталях, Олег Иванович старался огорошить собеседников вещами, по определению им неизвестными – и принялся рассказывать о накидках "гилли", тактике снайперских двоек, стрелковых засадах, охоте за офицерами и артиллерийскими наблюдателями. Вопросы сыпались градом, и Олег Иванович с ужасом понимал, что все глубже погружается в дебри военной науки, отстоявшей от текущего, 1886 года не менее, чем на пол-столетия. Он явно наговорил лишнего – но успокаивал себя тем, что сведения, нечаянно выданные отставному, немолодому уже конногвардейцу, не сыграют особой роли. Да и войн особых пока не предвидится; а к следующей большой войне, китайскому походу, Корфу будет уже далеко за 50 – и он, конечно же, не сможет, да и не захочет скорее всего, пустить в ход нечаянно подслушанные секреты из будущего…..

А беседа тем временем продолжалась: спрашивал по большей части барон. Никонов же отмалчивался, оговорившись незнанием тонкостей сухопутного военного дела. Однако ж от Олега Ивановича не укрылось то, сколь заинтересованно внимал лейтенант его словам. Пару раз на лице Никонова появлялось озадаченное выражение – но он воздерживался от вопросов, предоставив инициативу конногвардейцу. И все равно – у Олега Ивановича осталось сильнейшее ощущение недосказанности. Словно бы, столь непринужденно начавшийся разговор обязательно будет иметь продолжение – причем самое неожиданное…

Совесть Никонова была неспокойна. По всему выходило, ч то он коварно расставил гостю ловушку – да еще и в сговоре с хозяином клуба. Столь беспардонно воспользоваться неосведомленностью приезжего было, разумеется, поступком предосудительным – такое подобало жандарму, а не офицеру флота.

С тонняги Корфа спрос невелик – недаром, кое-кто из общих знакомых называл Корфа и Никонова Портосом и Арамисом, сетуя, что для этой парочки не нашлось Атоса и дЄАртаньяна. Добродушный барон всецело доверял лейтенанту , полагая его хитрой лисой и умницей; тот старался не разочаровывать друга.

В свое время барону случилось понюхать пороху – гвардия сопровождала Государя на Балканы. С тех пор служба его пртекала по большей части в Петербурге, но полученные на турецкой войне уроки Корф усвоил крепко.

Конная гвардия

Гвардия быстро наскучила барону. Во время поездки в Европу он увлекся классическими школами фехтования, склонность к которому приобрел еще в бытность свою кадетом. Выйдя в отставку, Корф принял должность преподавателя атлетики и фехтования в Морском корпусе; там он и встретился впервые с Никоновым, тогда еще – гардемарином.

Урок фехтования в кадетском корпусе

Их знакомство было возоблено много позже, когда Никонов, вернувшись с Дальнего Востока, перешел на работу в Морской Технический комитет – и скоро приятельство переросло в дружбу. Год спустя барон перебрался в Москву, где и открыл атлетический клуб; и, когда Никонов по служебным делам отправился в Первопрестольную, то первым делом нанес визит старому товарищу. С тех пор лейтенант дважды в неделю посещал клуб барона, а после занятий вел длинные беседы за коньяком и кубинскими сигарами, до которых Корф был великий охотник.

Других, столь же доверенных знакомых у Никонова в Москве не было; так что, пытаясь приоткрыть завесу тайн, окружавших гостей из Америки, Никонов обратился именно к бывшему конногвардейцу.

Нельзя сказать, что барон с восторгом принял просьбу друга. Его прямой, открытой натуре претили иезуитские замыслы лейтенанта – однако Корф не счел возможным отказывать другу, взяв, правда с того слово как-нибудь подробно рассказать о том, что, собственно, понадобилось ему от "американца". Никонов обещал – он чувствовал, что история эта будет иметь продолжение, и к помощи барона придется прибегнуть еще не раз.

И вот – на руках у лейтенанта оказалась очередная порция загадок. Мало того, что Корф, великий знакток фехтования, уверял, что манера боя новичка ничего не имеет с испанской школой – так еще и откровения о "снайперах" и особых приемах войны, которые гость якобы освоил на североамериканском континенте.