Коптский крест. Дилогия

Смущало Ваню одно. Памятуя о том, что лейтенант, при знакомстве в лавочке букиниста на Сухаревке, рассказал мальчикам о своем увлечении военно-морской тематикой, Ваня собирался хотя бы часть открыток выдержать в этом стиле. Однако, идея распечатывать батальные полотна Айвазовского и голландских мастеров его не привлекла – мальчик логично предположил, что репродукции этих картин здесь и без него имеются в избытке. Так что он надергал десятка два кадров из каких-то исторических фильмов про сражения броненосцев времен войны Севера и Юга, а так же , сюжеты, посвященные бою перуанского монитора "Гуаска?р" с британскими "Шахом" и "Аметистом". А напоследок – добавил полтора десятка эффектных скриншотов из какого-то японского фильма про войну то ли с Китаем, то ли с Кореей. Скриншоты эти Ваня отыскал на форуме любителей японского кино – и, если судить по комментариям, война эта состоялась то ли в 1870-м, то ли в 1877-м году. Так что мальчик использовал эти материалы с легким сердцем – ведь здесь война эта уже случилась, так что опасаться было нечего. Особенно привлекло Ваню то, что по нижнему обрезу скриншота шла красивая и непонятная надпись японскими иероглифами; фильм был с субтитрами.

Но сегодня Ваня заметил, как переменился в лице лейтенант, увидев открытки, слепленные на основе этих кадров. Точнее, сначала заинтересованно всмотрелся в открытку; потом на лице моряка появилось легкое недоумение, а потом… он словно бы отшатнулся от карточки – и переменился в лице. И еще, Ваня запомнил острый, и совсем не дружелюбный взгляд, который бросил на него лейтенант. Длилось это всего мгновение, после чего Никонов справился с собой и вернулся к обычному своему иронично-добродушному тону. Но Ване запал в дущу тот взгляд – и теперь маличик гадал, чем же он был вызван?

А Николка тем временем наслаждался жизнью. Майский день был великолепен, тщательно составленные планы выполнены, причем – в полнейшем объеме; воробьи весело скакали по мостовой, мимо тарахтели по брусчатке пролетки, а на углу бульвара маячила бочка с ледяным квасом – ну что, скажите на милость, еще желать от жизни? Вот мальчик и подпрыгивал на ходу, вспоминая о визите к Никонову и пытаясь приободрить своего так некстати захандрившего товарища.

А Ваня, тем временем, и сам отвлекая от мрачных мыслей:

Слушай , Нико?л, помнишь, ты рассказывал о каком-то оружейном магазине? Ну, когда мы только сюда добирались? –

Гимназист кивнул:

– Это тут, совсем рядом, на Никольской! Хочешь, пойдем, покажу? –

Ваня задумался. Не то, чтобы вырученные 16 рублей с полтиной ему карман, требуя потратить неожиданную прибыль. Но, с другой стороны, положить в карман собственный, НАСТОЯЩИЙ револьвер, заряженный БОЕВЫМИ патронами а не пластиковыми шариками…

То, что в любой оружейной лавке или в охотничьем магазине можно было невозбранно, приобрести любое выставленное там оружие, казалось Ване совершеннейшей дичью. Мало того – оружие мог купить кто угодно, не предъявив при этом ни единой бумажки! Когда отец в первый раз упомянул об этом, Ваня рассмеялся, решив, что его разыгрывают. Однако тот и не думал шутить – законы Российской империи никак не ограничивали права любого человека приобрести в собственность любое оружие, хоть холодное, хоть огнестрельное, хоть боевое, хоть охотничье. Газеты, выходившие в крупных городах, пестрели рекламой оружейных магазинов; вежливые, лощеные приказчики всегда были готовы подобрать по требованию клиента и тульскую двустволку и револьвер заокеанский "коровьих мальчиков" – платили бы деньги.

Так что Ваня, не раздумывая долго, согласился. А что? Деньги в кармане имелись, отца с его разумными, но такими порой занудными нравоучениями рядом не было, а до лучших оружейных магазинов Москвы – рукой подать. Право же, о чем тут еще думать?

Глава двадцатая

Яркое майское солнце согревало брусчатку Никольской улицы. Играло бликами на бронзовых  частях  богатых  экипажей, весело искрилось в лужах (по случаю неожиданной жары, высушившей улицы, дворникам было велено дважды в день окатывать  мостовые водой) и дерзко заглядывало в чисто вымытые, по случаю воскресного дня огромные окна дорогих магазинов. От грязноватой, заполошной суеты Старой площади здесь не было и следа; свернув на Никольскую мальчики, будто попали в другой мир – мир европейского города с чистой публикой, высоченными зеркальными стеклами витрин, и выставленным в них их дорогим товаром, рассчитанным на солидного покупателя.