Коптский крест

Гвардия быстро наскучила барону. Во время поездки в Европу он увлекся классическими школами фехтования, склонность к которому приобрел еще в бытность свою кадетом. Выйдя в отставку, Корф принял должность преподавателя атлетики и фехтования в Морском корпусе; там он и встретился впервые с Никоновым, тогда еще гардемарином.

Их знакомство было возобновлено много позже, когда Никонов, вернувшись с Дальнего Востока, перешел на работу в Морской Технический комитет, и скоро приятельство переросло в дружбу. Год спустя барон перебрался в Москву, где и открыл фехтовальный клуб; и когда Никонов по служебным делам отправился в Первопрестольную, он первым делом нанес визит старому товарищу. С тех пор лейтенант дважды в неделю посещал клуб барона, а после занятий вел длинные беседы за коньяком и кубинскими сигарами, до которых Корф был великий охотник.

Других столь же доверенных знакомых у Никонова в Москве не было; так что, пытаясь приоткрыть завесу тайн, окружавших гостей из Америки, Никонов обратился именно к бывшему конногвардейцу.

Нельзя сказать, что барон с восторгом принял просьбу друга. Его прямой, открытой натуре претили иезуитские замыслы лейтенанта, однако Корф не счел возможным отказывать другу, взяв, правда, с того слово как-нибудь подробно рассказать о том, что, собственно, понадобилось ему от «американца». Никонов обещал – он чувствовал, что история эта будет иметь продолжение и к помощи барона придется прибегнуть еще не раз.

И вот на руках у лейтенанта оказалась очередная порция загадок. Мало того что Корф, великий знаток фехтования, уверял, что манера боя новичка ничего не имеет общего с испанской школой, так еще и откровения о «снайперах» и особых приемах войны, которые гость якобы освоил на североамериканском континенте…

Готовясь к визиту в клуб Корфа, лейтенант неплохо изучил историю войны Севера и Юга и нарочно попросил Корфа навести гостя на беседу о его военном прошлом. Так вот ничего подобного тому, о чем рассказывал Семенов, лейтенант не встречал ни в воспоминаниях участников войны, ни в описаниях боевых действий. Еще одна странность? Не много ли их накопилось? Лейтенант не изучал трудов немецкого философа Гегеля; ему не было знакомо понятие «перехода количества в качество». Однако ощущал, что масса непонятностей, сопровождающая американских гостей, вот-вот трансформируется во что-то весьма неординарное.

Глава 14

За дверью оказался темный коридор. Сколько мы ни шарили по стенам – выключателя найти не удалось; пришлось включать налобники. Коридор заканчивался тупиком – неровной кирпичной кладкой. Сгоряча я пару раз врезал по ней монтировкой, но тут из-за стены послышался слабый гул. Я прислушался – гул нарастал; тогда я прижал к кирпичам ухо.

Так и есть – за стеной, не особенно-то и далеко, прогрохотал поезд метро. А значит, проломив ее, мы окажемся в служебных тоннелях метрополитена и наверняка на кого-нибудь наткнемся. Не то чтобы я опасался напороться на фээсбэшных оперативников, но рисковать без нужды не хотелось. Тоннелей мы с Николкой не знали и, случись что, деться было некуда: разве что бежать назад, а значит – наверняка засветить подсобку с порталом. Да, самого портала преследователи не найдут, а вот проход наверняка заделают. Или же приспособят подсобку для своих нужд. А оно нам надо? Отец был кругом прав: проку от этого портала сейчас никакого, но мало ли как дальше повернется! Пусть будет у нас запасным выходом – на всякий случай.

Все эти соображения я изложил Николке. Тот не спорил – вояж по подземелью здорово его вымотал. Так что решено было возвращаться в подсобку и хорошенько отдохнуть. Пока гимназист стаскивал ОЗК, я извлек из рюкзака сухпай – горсть сникерсов, упаковку фиников и две пачки галет. В термосе плескался черный кофе, во флягах – вода; так что можно было присесть и со вкусом пообедать. Заслужили как-никак.

Николку, похоже, знобило. Он насквозь пропотел в костюме химзащиты, а в подсобке ощутимо сквозило – из ржавой решетки вентиляции тянул сырой ветерок. Мне тоже было не жарко, но вполне терпимо, а вот за напарника я, признаться, побаивался – ему такие маршброски в полной выкладке непривычны. О сменном белье мы, конечно, не подумали – кому бы пришло в голову, что получится с комфортом отдохнуть прямо под землей? Так что оставалось отпаивать парня кофием и надеяться, что все обойдется; тем более что мандражит его наверняка от нервов. Еще бы – после такого-то путешествия!

Пока Николка давился сникерсами и горячим кофе, я еще раз обшарил подсобку – и не зря. В небольшой нише, за шкафчиками, обнаружился телефон. Он был укреплен прямо на стене, в проржавевшем жестяном коробе – старинный аппарат в массивном эбонитовом корпусе, с наборным диском и здоровенной трубкой.

Я снял трубку с рычажка – и ушам своим не поверил, услышав в трубке гудок! Неужели все эти годы – лет шестьдесят, не меньше – аппарат работал? А еще ругают, гады, советскую технику! Вон у отца его любимый мобильник, «Симменс», год назад сдох – уж как он убивался! А ведь всего-то лет шесть проработал!