Корабельная сторона

— Да.— Бородин был бледен до синевы.— Случилось, Александр, непоправимое, ее…

«Убили?» — спрашивали Санькины глаза и губы.

«Убили»,— Бородин ответил глазами.

«Не может быть! — кричали Санькины зрачки, огромные, безумные.— Не верим! Как же так? Ничего вокруг не изменилось, а ее нет!! Все вещи стоят, как и стояли, так же светят звезды и луна, так же ходят и говорят люди, даже пьют и едят!!»

Саньку замутило. Он выбежал на улицу, нырнул за угол, в тень.

Он глядел на окружающий мир и ничего не понимал. А в голове звенело на одной высокой-высокой ноте: «Убита!.. Убита!.. Убита!..»

Смысл этого страшного слова доходил до его сознания сквозь какой-то туман. Он понимал весь ужас, всю глубину обрушившегося на него горя, но не верил, что это свершилось, точнее, верил, но не до конца.

Ему казалось, что если бы это произошло, то привычное течение жизни было бы сметено, а ведь все  осталось, как и было!

Плещется река, покачиваются черные на сером фоне неба стрелы кранов в порту, где-то какой-то полуночник задиристо выводит:

Ты моряк, красивый сам собою.
Тебе от роду двадцать лет!

«Двадцать! — машинально произносит Санька.— А ей  б ы л о  сорок два…»

БЫЛО! — страшная боль простреливает его виски.— СОРОК ДВА! Вчера, даже сегодня утром эта цифра ему казалась если не большой, то солидной! А сейчас он думает: «Как это еще мало!»

На крыльцо вышел Бородин.

— Александр! — окликнул он.— Ты где? Идем домой!

Новый прострел в виски. «АЛЕКСАНДР!» Никогда раньше Сергей Николаевич так его не называл. Значит, это действительно произошло!

Санька молча прошел в свою комнату. Бородины, потоптавшись в ее комнате, пошли на кухню.

— Батюшки! — вскрикнула Лена.— Самовар-то распаялся.

«Я же собирался налить себе кипяточку, когда они вошли… Наверное, забыл закрыть кран. А углей в трубе было дополна…»

— A-а, разве в самоваре дело! — сказал глухим голосом Бородин.— Плохо, что он молчит… Как бы сам не расплавился…

— Когда ее привезут домой? — шепотом спросила Лена.

Но Санька услышал. «Привезут!» — повторил кто-то в нем деревянным голосом.

— Завтра…

В дверь негромко постучали.

— Войдите,— сказала Лена.

«Кто это?» — спросил в нем тот же.

— Входи, Ниночка, входи!

— Где он? Как он?

— Там… Молчит…

— Худо…

«Худо!» — сказал про себя Санька.

— Ну, я пошел. На службе так горячо, что…— Бородин на цыпочках прокрался к двери.— Утром приду сюда. Если чего… дадите знать!

— Иди,— голос Лены потускнел.

«Как будто выгорел на солнце,— подумал Санька.— И чего он лезет со своими дурацкими сравнениями! Кто ему дал право говорить вот так, когда я хочу остаться один и помолчать! Кто?!»

«Это все потому, что ее уже нет»,— снова проскрипел голос.

Санька подошел к окну, прижался лбом к оконному проему, голоса не утихали.

«А почему именно она? А не я? Уж лучше бы я!..»

Дверь в его комнату робко приоткрылась. Он даже не повернулся, но всем существом своим почувствовал, что к нему приближается Нина.

«Только бы не заговорила!.. Только бы не заговорила!..» — он весь напрягся. Он знал, что любое слово извне ударит его с такой же силой, как и тогда, в первый раз, когда его замутило. Но она молча встала рядом, прижавшись плечом к его плечу. Резкая боль снова была вытолкнута туда, за туманную завесу, Санька очутился как бы в вакууме. Нет, он уже был не один: рядом, он это чувствовал, находилось плечо надежного, преданного друга, а там, за пеленой, бушевал реальный мир с его жестокостями и утратами, с его радостями и болями. Если можно было бы, Санька уже никогда бы не вернулся в тот мир, но он знал, что его желание невыполнимо. Возвращаться придется пусть не сейчас, а потом… утром, но придется…

Приходили и уходили какие-то люди, Лена им что-то объясняла, о чем-то их просила, в чем-то отказывала.

«Ладно, потом узнается. Кажется, Кимка здесь… Друг!.. Иначе и быть не может…»

Так и простояли они с Ниной всю ночь, не сказав друг другу ни единого слова, не пошевелившись. В окна ударил кроваво-красный восход. Санька вздрогнул.

«Кровь!.. Кровь!.. Как много пролито крови!.. Почему? Почему она льется в цивилизованном мире? Разве любое недоразумение нельзя разрешить полюбовно?. А Степка? А Чемодан Чемоданович? Разве с ними можно договориться? Разве им можно верить? Нельзя!.. Значит… Что же тогда выходит, что войны неизбежны?! Чушь! Мне-то они не нужны. Кимке тоже! Нине с Леной и подавно! Почему же тогда? ПОЧЕМУ ЖЕ? ПОЧЕМУ ЖЕ? ПОЧЕМУ ЖЕ?!»

Казалось, Нина читает его мысли. Ее плечо прижалось к нему теснее. Понятия, взбунтовавшиеся звуки откатились куда-то вдаль. Сквозь пробитую ими брешь в туманной пелене, отгораживающей его от ТОГО мира, стали просачиваться знакомые голоса.

«Ага, вот это говорит Говоров, а это Кимка. О чем они?»

— Оставайтесь с ним. На работу сегодня можете не выходить.

— Да, мы с Ниной останемся здесь…

«О чем они? Почему не выходить на работу? А-а… Все потому же!..»

— Когда ее привезут-то?

«Кажется, Лена».

— В девять… Через два часа…

«Кимка…»

Тик-так!.. Тик-так!..

«Кто это бухает молотом по наковальне? Ходики…»

Тик-так!.. Тик-так!..