Корабельные новости

— Да тут це­лая ис­то­рия. Пря­мо де­ко­ра­ции к сце­не, ко­то­рую мож­но на­звать «Пись­мо к ре­дак­то­ру». Не по­ве­ришь. Этот па­рень при­слал ано­ним­ное пись­мо, в ко­то­ром го­во­рил, что мя­те­жи и вол­не­ния не­об­хо­ди­мы для очи­ще­ния сис­те­мы и пе­ре­рас­пре­де­ле­ния ма­те­ри­аль­ных цен­но­стей, а они его не на­пе­ча­та­ли. Вот он и при­шел с ав­то­ма­том. Эд­на ска­за­ла, что ей спас­ло жизнь толь­ко то, что в тот мо­мент, ко­гда на­ча­лась стрель­ба, она бы­ла под сто­лом, ис­ка­ла упав­шую скреп­ку. Пом­нишь, у нас все­гда не хва­та­ло скре­пок? Ку­ойл, на про­шлой не­де­ле стре­ля­ли в Мер­ка­лию. Ты пред­став­ля­ешь, ка­кое здесь су­ма­сше­ст­вие? Я как-то по­шу­тил о жиз­ни в Ка­ли­фор­нии, о лос-анд­же­лес­ском сти­ле жиз­ни. И вот, в ее вет­ро­вом стек­ле поя­ви­лись пу­ле­вые от­вер­стия. Про­ма­за­ли на ка­ких-то чер­то­вых не­сколь­ко сан­ти­мет­ров. Она на­пу­га­на до смер­ти, а я тут шут­ки шу­чу. По­сле то­го как по­зво­ни­ла Эд­на, я по­нял, в ка­ком жал­ком и убо­гом ми­ре мы жи­вем. Ни­где нель­зя ук­рыть­ся от ве­ро­ят­но­сти быть под­стре­лен­ным или по­до­жжен­ным. А я сме­ял­ся! — Ку­ой­лу по­ка­за­лось, что он слы­шит, как пла­чет его друг на дру­гой сто­ро­не кон­ти­нен­та. Или он сно­ва сме­ет­ся?

***

В воз­ду­хе ви­тал ка­кой-то не­уло­ви­мый аро­мат, за­ста­вив­ший его сно­ва сде­лать глу­бо­кий вдох. Не­бо бы­ло цве­та со­ча­щей­ся из ра­ны сук­ро­ви­цы. На две­рях его «уни­вер­са­ла» поя­ви­лись пу­зы­ри ржав­чи­ны. Ос­тань­ся он в Нью-Йор­ке, в Мо­кин­гбер­де, мог бы уже уме­реть.

Джек сто­ял в яли­ке и вы­бра­сы­вал ры­бу на мос­тки. Ку­ойл на­тя­нул ма­кин­тош и ре­зи­но­вые пер­чат­ки, взял нож и ры­би­ну. Вна­ча­ле та­кой спо­соб про­ве­де­ния ре­дак­тор­ско­го со­ве­ща­ния ка­зал­ся ему стран­ным.

— По­ка мы го­во­рим, ру­ки мож­но за­нять де­лом, — ска­зал Джек, вы­би­ра­ясь из яли­ка. — Ме­ня все­гда зли­ло, ко­гда пять или шесть взрос­лых му­жи­ков си­дят за сто­лом и ра­бо­та­ют толь­ко язы­ка­ми. Вот они ухо­дят, бе­рут с со­бой бу­маж­ки, по­ка­чи­ва­ют но­га­ми и ма­ют­ся ду­рью со скреп­ка­ми.

Ку­ой­лу не хо­те­лось ду­мать о скреп­ках. Он рас­ска­зал Дже­ку о стрел­ке из ав­то­ма­та, о вы­стре­ле на шос­се и вол­не­ни­ях.

— Все и так зна­ют об уров­не на­си­лия в Шта­тах. Худ­шее, что мо­жет слу­чить­ся с то­бой здесь, — ска­зал он, — это ку­лач­ная дра­ка или ес­ли ко­му-то при­дет в го­ло­ву сбро­сить твою ма­ши­ну со ска­лы. — Даль­ше они ра­бо­та­ли в пол­ном мол­ча­нии.

Джек ска­зал, что ры­ба идет мел­кая, в сред­нем два — два с по­ло­ви­ной ки­ло­грам­ма. Сей­час ред­ко ко­му уда­ва­лось пой­мать ры­бу бо­лее два­дца­ти ки­ло­грам­мов, хо­тя рань­ше ры­ба­ки вы­лав­ли­ва­ли ог­ром­ных ры­бин, под де­вя­но­сто ки­ло­грам­мов. Или то­го боль­ше. Ры­бу не­щад­но ис­треб­ля­ли в те­че­ние два­дца­ти лет, по­ка не ис­то­щи­лись при­род­ные за­па­сы. «Ведь ис­то­щи­лись же», — го­во­рил Джек, ра­бо­тая но­жом.

— Зна­ешь, по­че­му я не пе­ре­стаю ры­ба­чить? — ска­зал он, лов­ко вспа­ры­вая брю­хо и вы­бра­сы­вая внут­рен­но­сти, так и не вы­ни­мая си­га­ре­ты из угол­ка рта. — Да­же ес­ли бы я и за­хо­тел это сде­лать, мне боль­ше не вер­нут ли­цен­зию на лов­лю ома­ров и сем­ги. Не знаю по­че­му. Но мне боль­ше все­го нра­вит­ся ло­вить ома­ров. А упус­тишь эту ду­рац­кую ли­цен­зию хоть на один год — мо­жешь рас­про­щать­ся с ней на­все­гда.

— Бил­ли про­сил пе­ре­дать, что хо­дят слу­хи о за­кры­тии трех ры­бо­пе­ре­ра­ба­ты­ваю­щих за­во­дов в сле­дую­щем ме­ся­це. Го­во­рит, слы­шал, что Бе­зы­мян­ный на оче­ре­ди.

— Бо­же! Толь­ко по­ду­ма­ешь, что ху­же быть не мо­жет, — по­жа­луй­ста, ста­но­вит­ся еще ху­же! Вся эта ис­то­рия с пе­ре­рас­пре­де­ле­ни­ем квот на ры­бо­лов­ст­во про­сто не­ле­па! Мож­но по­ду­мать, что ры­ба — это кар­тош­ка. Под­хо­ди к лю­бо­му ря­ду и вы­ка­пы­вай! Ес­ли нет ры­бы, ты ее не пой­ма­ешь, ес­ли не пой­ма­ешь — не пе­ре­ра­бо­та­ешь и не про­дашь. А не про­дашь — ни те­бе, ни дру­гим жить бу­дет не на что. Что за ду­рац­кие пра­ви­ла? Их ни­кто не по­ни­ма­ет. Вот и при­хо­дит­ся тер­петь, сжав зу­бы. Они го­во­рят, мол, слиш­ком мно­го ме­ст­ных ры­ба­ков на слиш­ком ма­лое ко­ли­че­ст­во ры­бы. Да? А ку­да же де­лась ры­ба-то? Рус­ские да фран­цу­зы по­вы­лав­ли­ва­ли? А еще есть япон­цы, за­пад­ные нем­цы, вос­точ­ные нем­цы, по­ля­ки, пор­ту­галь­цы, анг­ли­ча­не, ис­пан­цы, ру­мы­ны, бол­га­ры, или как их те­перь там на­зы­ва­ют? Как на­ло­жи­ли ог­ра­ни­че­ния, так и пе­ре­ста­ло хва­тать при­бреж­ной лов­ли. Как же ры­ба по­дой­дет к бе­ре­гу, ес­ли ее за пять­де­сят, сто миль реф­ри­же­ра­то­ры уже всю по­выг­ре­ба­ли? А за два­дцать миль у бе­ре­га трау­ле­ры по­доб­ра­ли ос­тат­ки? Что же ос­та­ет­ся ры­ба­кам на при­бреж­ной ли­нии? — Он плю­нул в во­ду. На­блю­дал за тем, как Ку­ойл не­ук­лю­же дей­ст­во­вал но­жом. — Ты по­нял, в чем тут де­ло. Ни­че­го не от­нять, не при­ба­вить. Так что да­вай за­ни­май­ся.