Корабль для уничтожения миров

Это предположение не на шутку испугало Хоббс. Это была инженерная фантазия, тот самый образ мышления, из-за которого она в свое время отказалась от утопианских устоев, обещавших вечное процветание.

— Это невозможно, сэр.

— Мы этого не знаем. Наши собственные энергетические экраны способны защитить нас от ядерных взрывов.

— Экраны используют эффект поля, сэр. Это энергия, а не материя. Пока мы не наблюдали в действиях объекта ничего, кроме построения элементов. Он не создавал никаких сложных устройств, не излучал никакой когерентной энергии. А наши экраны-шунты — это не волшебство. Прямое попадание снаряда с мощной ядерной боеголовкой — и «Рысь» испарится.

— "Рысь" — это «Рысь», Хоббс. А этот объект — нечто большее. Но он неопытен, и всякий раз, когда мы его атакуем, мы его тем самым обучаем.

Хоббс покачала головой.

— Если мы станем бомбить его ядерными бомбами или облучать лазерами, он адаптируется и к первому, и ко второму, — сказал капитан.

— Сэр, у него должны существовать структурные ограничения...

Зай шагнул к ней и знаком попросил замолчать.

— Этот объект — вовсе не космический корабль, Хоббс. Его нельзя рассматривать как некую инженерную проблему. Попытайтесь на миг мыслить по-риксски. Для них этот объект — вообще не артефакт.

Хоббс глубоко вдохнула. К чему клонил капитан? Да, безусловно, объект имел колоссальные размеры и являлся продуктом неизвестных научных изысканий. Но уже не первое столетие Империя сражалась со странными достижениями техники, зачастую превосходящими ее собственные.

Может быть, Лаурент Зай перестал верить в то, что способен победить в этом сражении?

— Если это не артефакт, сэр, то что же это тогда такое?

— Это живое божество.

Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком. Уж не лишился ли капитан рассудка?

— Это не означает, что его нельзя убить, капитан.

Зай улыбнулся.

— Верно, не означает. У нас есть возможность его уничтожить. Но наше решение должно носить абсолютный характер. Речь должна идти не просто об энергии как таковой, но о разрыве ткани пространства-времени. О черной дыре. Саморазрушение — единственный возможный способ.

— Капитан, у меня есть другие предложения...

— Молчите, Хоббс. Пора.

Зай стремительно прошел мимо нее и, как только они вошли в шлюзовую камеру, дал блистеру команду сложиться. Хоббс поняла, что спорить бесполезно. Этот человек зациклился на смерти. Вот почему он приходил сюда, в блистер. Для того, чтобы предаться мрачным размышлениям о собственной обреченности.

«Бедный Лаурент, — думала Хоббс. — Отказ применить „клинок ошибки“ отнял у него все силы, подорвал изнутри».

И вот теперь утраченная ваданцем честь сосредоточилась для него в этом объекте, возвращение чести снова стало достижимо, оно превратилось в последний и единственный шанс умереть за Императора.

Шагая следом за капитаном к командному отсеку, Кэтри Хоббс вдруг ощутила прикосновение пристегнутого к запястью пистолета и подумала о том, стоило ли спасать капитана от покушавшихся на его жизнь мятежников.

— Десять минут, сэр.

Тысяча секунд — и риксский крейсер снова подлетит на такое расстояние, что «Рысь» окажется в зоне обстрела. Хоббс покачала головой. Ей казалось, что это чистое безумие — пережив бой с превосходящим противником, подвергать себя риску еще одного сражения. Однако думать об этом было уже поздно. Даже при максимальном ускорении фрегат больше не смог бы уцелеть в битве.

— Какова задержка со скидкой на скорость света? — спросил Зай.

— Сэр?

— Между нами и риксским крейсером.

Хоббс переключила разметку шкалы на световые секунды. Не вздумал ли капитан выйти на связь с врагами?

— Девять секунд в обе стороны, сэр.

— Тогда будем ждать, — сказал Зай. «Чего ждать?» — подумала Хоббс.

Прошло сто секунд. Риксский корабль приближался. Теперь он сбавлял скорость, а объект извивался в пространстве между «Рысью» и крейсером.

Хоббс сосредоточилась. Она пыталась вспомнить о том, каким считала Зая десять дней назад. Она считала его воплощением чести и компетентности. Она бы умерла за него — без вопросов. Почему же теперь ею овладели сомнения?

Она снова обдумала сложившееся положение. Приказ, полученный «Рысью», был ясен и четок: не допустить контакта между гигантским разумом и риксским крейсером. Для того чтобы этого добиться наверняка, существовал единственный способ. Вероятно, саморазрушение можно было считать почетным выбором. Но создавалось такое ощущение, что Лаурента просто-таки тешит мысль о гибели, а других вариантов он словно бы не видит и не желает обдумывать даже тогда, когда было время для выбора.

А теперь времени выбирать не осталось.