Корабль дураков

Такая книжная мудрость и сегодня в Литве пользуется известным спросом, МЫ к этому привыкли и не обращаем внимания, но, оказывается, важнее не сама банальность, а кто ее произносит. Я пожал плечами.

ВО время митинга Юозайтис отошел немножко в сторонку, тихо помолился, едва заметно перекрестился и выступил с речью. Я снова был удивлен его откровенным, похожим на шантаж двуличием.

— Умен, начитан, — не остался равнодушным и алитусский ксендз Пранас Рачюнас, — но неприятен. Кроме того, глаза, какие у него глаза!.. Слушай, Витаутас, Юозайтис не болел чем–нибудь?

— Не знаю.

— Ты меня извини, но все в нем не настоящее, как заученное…

Молится, будто выполняет приказ, крестясь, поднимает руку, как к фуражке…

Это наблюдение ксендза опять подтвердил ось, когда Арвидас перед телекамерами принимал причастие из рук Папы Римского. Оба словно фарфоровые. Если долго смотреть, захочется выпить.

Воспользовавшись нашей пассивностью, Терляцкас устроил митинг Лиги свободы Литвы и вторично отметил 23 августа[3]. Я наблюдал за этим сборищем, даже готовился выступить, но митинг, еще не начавшись, превратился в «ярмарку». Прикрепив к раздвижному удилищу свой красный президентский флаг, Терляцкас появлялся то тут, то там и снова пропадал. Кто–то выступал, кто–то кричал, кто–то собирал подписи, кто–то хлестал пиво и бранился. Наконец этот балаган отгородили от площади солдаты второго полка внутренних войск под командованием Станчикаса.

Я видел, как «упаковали» одного из крупнейших наемных провокаторов Андрейку, видел, как, увернувшись от брошенной пивной бутылки, солдат заехал драчуну бананом, видел, как одной или двум из кричащих и пинающихся дамочек парни брызнули слезоточивым газом… Все это походило на плохо срежиссированную комедию. Поймают солдаты какого–то гражданина, оторвут от толпы, протащат под ручки пару десятков метров и отпускают, а тот возвращается и снова принимается за свое… Близился вечер. Около библиотеки Академии наук возвышались кучи щебня и брусчатки от разобранной мостовой. Толпа отступала к ним.

— Что вы делаете? — обратился я к офицеру. — Ведь не соберете костей.

— Я сам вижу. — Он набрал номер и подал мне тогда еще бывший в диковинку мобильный телефон: — Говорите, писатель.

— Мисюконис, — услышал я в трубке.

Я представился и вкратце обрисовал ситуацию.

— Зайди, мне тоже надоел этот цирк.

Через некоторое время солдаты уселись в машины, забрав свои щиты и бананы. С их отъездом окончился и митинг.

На следующий день я на заседании группы предложил разыскать Терляцкаса и попытаться договориться с ним о совместных действиях. Мои слова были восприняты как ужасное оскорбление. Особенно усердствовали Ландсбергис и Озолас. Я повторил предложение:

— Не вижу между ним и нами большой разницы. За то, что мы делаем сейчас, он отсидел по тюрьмам. Было бы справедливо пригласить и Виктораса Пяткуса.

— Терляцкас был осужден за кражу булочек, — хихикал профессор. — За устройство аварии.

— Откуда такая информация? Вместе воровали?

— Они провокаторы, они хотят нас вовлечь в антигосударственную деятельность и вывести за рамки закона, — говорил Озолас, как будто «Саюдис» был его собственностью. — Я предлагаю обсудить Петкявичюса.

— За что, за высказывание мнения, клизматик? — тормознул я этого полуторапудового «гиганта» И заметил, что резкие слова прекрасно смиряют его воинственность: чем дальше его посылаешь, тем спокойнее он становится.

— «Корабль дураков», — в первый раз процитировал меня А. Жебрюнас.

Все равно мы вдвоем с Мотекой отыскали на улице Тилто тайную квартиру Антанаса Терляцкаса и с помощью народа за пятнадцать минут все рассекретили. Нас встретила чернявая, похожая на цыганку женщина.

— Здесь Терляцкаса нет и никогда не было, — сказала она.

Вся обстановка была так дешево театрализована, что я начал смеяться. Зеркало в коридоре было повешено с таким расчетом, что быиз другой комнаты можно было видеть каждого входящего. Но угол отражения был одинаковым для обеих сторон, поэтому я видел, как через приоткрытую дверь на меня смотрят два голубых глаза, прячущиеся под багровым наморщенным лбом и растрепанной копной волос. Но если хозяина нет, значит нет — таковы правила игры всех подпольщиков. Мы вышли. Через несколько минут великий конспиратор появился на улице. Впервые я видел этого человека вблизи. Антанас оказался очень нервным, на каждое мое слово реагировал сердито, как будто я был его заклятым врагом, отвечал чуть ли не криком, речь его была несвязной, подчеркнуто торжественной, глаза бегали по сторонам, ощупывая прохожих.

Когда мы, наконец, друг с другом пообвыклись И мне удалось успокоить митингующего и за столом Терляцкаса, он превратился в неинтересного, изрекающего банальности человека. Стал хныкать, какего все преследуют, как ему не на что прокормиться, и предложил купить у него какую–то помятую брошюрку.