Корабль дураков

Чепайтис говорил об отплывшем куда–то корабле, романтически мечущемся в море судьбы. Потом Ландсбергис пригласил выступить молодого ксендза, но тот так разгорячился, что потерял нить своей мысли, начал ругаться и, размахивая руками, уронил на пол молитвенник. Толпа начала гудеть. Пришлось ксендза усмирять и помочь ему закончить выступление, поскольку он уже безостановочно понес о разврате и проституции. В завершение к микрофону подошел тоже подготовленный Ландсбергисом поэт Сигитас Геда. Он должен был поднять наше упавшее настроение. Он и поднял!

Поэт утверждал, что проблему можно решить одним махом, поэтому не нужно особо волноваться. Литву он сравнил с мышью, а Россию назвал слоном. Согласно его концепци И, мышь должна заставить слона сделать стойку вниз головой на вытянутом хоботе. Как это сделать без бульдозера или крана — ему наплевать. Важно заставить!

А потом эта храбрая мышь должна подождать, когда у задравшего ноги гиганта вся кровь схлынет в хобот и куснуть его сопатку. Слон чихнет и — хлоп! — набок, а мышки и след простыл. После этого на родину храброй мышки съедется множество американцев, понастроят они много заводов и аэродромов, а на краю поля поставят маленький монумент в память о героической мышке.

Мы с Даунорасом начали хохотать, нам казалось, что зверь, с которым должна бороться смышленая мышка, совсем не похож на циркового слона. Он больше напоминал нам медведя, у которого не только нет хобота, но который, если разбудить его зимой, не откажется полакомиться и мышами, не особо переживая, храбрые они или нет. Но люди аплодировали и такой глупости.

Начало накрапывать. И опять рядом появилась та женщина с большим аистовым гнездом, свитым на голове из кос. На этот раз она вела себя по–хозяйски и не так меня стеснялась. Я ее отругал:

— Не надо угодничать, каждый из нас делает свое дело.

Дождь припустил не на шутку. Я расхаживал в пластмассовом мешке и собирал пожертвования на «Саюдис». Падали рубли, марки, доллары. Ко мне приблизилась группа литовцев, приехавших из Чикаго. Среди них был и Валдас Адамкус.

— Когда вы в Чикаго, в Иезуитском центре молодежи говорили о возрождении, мы вам не верили.

— А теперь?

Им было неудобно говорить, что и сейчас они не очень верят в то, что видят… Как это здесь все произошло само по себе, без их ведома, благословения и руководства, а главное — без долларовых инъекций?

Валдас Адамкус в разговор не вмешивался, стоял в стороне, молчал и был какой–то сам не свой, как будто произошло что–то непоправимое. А у меня не было времени, чтобы заговорить с ним. Об этих делах мы уже не раз спорили, когда я приезжал к нему в Чикаго, а он ко мне на дачу в Бирштонасе. Тогда его сопровождала большая свита в нескольких автомобилях. Среди них были академик Витаутас Статулявичюс, Витаутас Эйнорис и служащий госбезопасности Витаутас Кареняускас, «работавший» под преподавателя университета.

Я встретил их в Стаклишкес, они уже порядком «выкушали» хмельной литовской медовухи. Этого добра директор не пожалел и для меня. Я забрал Валдаса в свою машину. Во время беседы он одарил меня всевозможными национальными регалиями, наклейками и робко признался, что возит с собой красивый триколор, но не знает, что с ним делать.

— Если привез, так вывешивай, — сказал я ему, тем более что возле «избушки на курьих ножках», сделанной для моих внуков, был установлен чудный флагшток.

— А я не наврежу тебе этим? — скромничал он. — Видишь, меня везде сопровождают… Знаешь, я никак не могу от них оторваться.

— Но сегодня ты — неофициальное лицо.

— Как тебе сказать?..

Мое предложение одобрил и «преподаватель университета» капитан Кареняускас. Он так жалобно на меня смотрел и так опасался, чтобы я что–нибудь не ляпнул о его «педагогической» деятельности, что одобрил бы и не такую выходку.

По случаю поднятия флага мы выпили шампанского. Это было первое полуофициальное поднятие триколора в Литве. И поднял его ответственный работник США вместе с такими крупными знаменитостями нашего государства. Это было невероятно.

— Ты смелый человек, — сказал Адамкус. — Я горжусь дружбой с тобой… Но, может быть, я поступил нехорошо?..

У меня мелькнуло подозрение. Ездит со свитой КГБ, с их ведома возит триколор и спрашивает, правильно ли поступает. Это было наивное словесное прикрытие, но кто знает этих американцев? Как нарочно, через несколько дней меня посетил еще один эмигрант – Алмус Шальчюс, сын знаменитого литовского экономиста. Я рассказал ему о подъеме флага, а он рассмеялся: