Корабль дураков

Вот с таким багажом общественной и творческой деятельности за несколько последних лет пришел я в «Саюдис», распростерший передо мной свои объятия. Когда меня предложили в члены Инициативной группы, секретарь собрания З. Вайшвила спросил:

— За что его предлагаете?

— Так без Петкявичюса просто невозможно, — ответил профессор Чесловас Кудаба.

Но когда клика Ландсбергиса все перевернула с ног на голову и начала грызню за власть, мои убеждения вынуждали меня сопротивляться. А еще позже, когда меня не поняли друзья и черт знает в чем обвинила свора новых приспособленцев, я отошел в сторону. Что делать? Одни засыпают ямы, мостят дороги, а другие крепят на тех дорогах таблички.

ЖАЖДА НА БОЛОТЕ

– я сувалькиец и возьму все, что мне дадут.

Й. Каросас.

– я цыган и украду все, что плохо лежит.

Ромалэ, цыганский барон.

Был прекрасный тихий вечер. Наша семья собралась на традиционный праздник. Разговор не вязался. После нескольких веселых фраз мы вновь возвращались к той злополучной политике, как язык к больному зубу. Мне все казалось, что я что–то не так сделал, чего–то не закончил, где–то ошибся… Дочь не выдержала и пожурила меня:

— Папочка, что ты переживаешь, что ты оправдываешься? Настоящий художник — сам по себе правда, потому оправдываться ему не пристало, даже некрасиво.

Это была истина, проверенная веками. И как хорошо, что хоть изредка об этом дети напоминают родителям. Я не находил слов для ответа, поэтому снова начал оправдываться, что художник становится настоящим только потому, что он по своей природе самоед, постоянно сомневающийся и вынуждающий думать других. К счастью, позвонил председатель Президиума Верховного Совета Витаутас Астраускас и очень скромно, не хвастаясь и не строя из себя большого человека, сказал:

— Мы тут, в Президиуме ВС приняли такое решение – поднять над башней замка Гедиминаса трехцветный флаг. Как ты считаешь?

— Это очень здорово! Замок — исторический памятник, поэтому никого не должно задеть. Я был в Чехии, там над замками развеваются старинные флаги.

— И мы так считаем, конечно, если вы не против.

— Витаутас, за кого ты меня принимаешь?

— А кто тебя знает? Вы же на своих плакатах надели на меня фашистскую фуражку Пиночета.

— Дурацкая работа. Это выдумки вашего проверенного интеллигента, но вы и сами виноваты, отпустили вожжи. За такие оскорбления полагается судить. Я всегда был и буду против любых издевательств.

— Об этом мы когда–нибудь поговорим подробнее с глазу на глаз. Тот человек — это не моя инициатива. А теперь позвони Вилейкису, он уполномочен и обо всем знает.

— Это сделать не трудно, мы соседи, но, дорогой Витаутас, что побудило вас к такому шагу? Будь добр, скажи мне, как писателю и другу, даю слово, мне это чрезвычайно важно!

— Вы напрасно считаете нас своими врагами. Мы тоже хотим участвовать в национальном возрождении.

Так говорил тогдашний президент Литвы, от которого многое зависело. Даже судьба «Саюдиса». После этого говорить, тем более расписывать, будто все сделал один самозванец, более чем гнусно.

У нас не было серьезных врагов. Не было их. Поэтому мы и разрастались, как крапива в теплице. Не понимаю, почему этот факт сегодняшние историки намеренно замалчивают или искажают. Почему об этом ни разу не заикнулся и сам генерал госбезопасности, присутствовавший на том заседании и каждодневно консультировавший Верховный Совет?

Вилейкис был очень конкретным, деловым и будто избегал меня: — Дам команду, ночью спустят Государственный флаг, а утром мы поднимем другой, только у меня его нет.

— Найдем.

Председатель исполкома описал небольшой сценарий митинга. Замысел мне понравился. Я позвонил Жебрюнасу.

— Хорошо, у меня еще остался этот реквизит. Будет сделано парке Вингис он не порвался. Ты молодец.

— Не я, на сей раз — высшее руководство.

— Какая разница? Если твердо стоишь на своих позициях, чего доброго, завтра тебя назовут стагнатором. Ура!

На следующий день ранним утром по указанию Ландсбергиса ни с того ни сего была собрана Инициативная группа. Господи, какой скандал! Нас кто–то обошел, предал и оказался гораздо проворнее.

— Кто проведет митинг? — был первый вопрос Ландсбергиса.

— Председатель исполкома Альгирдас Вилейкис.

— Этот негодяй?! Этот стагнатор? Это дерьмо? — подобно базарной бабе принялся кричать интеллигентнейший из интеллигентнейших.

— Как тебе не стыдно? Это выбранное тобой руководство. Ты сам за него голосовал.

— Кто дал вам такое право без нашего постановления? — метался четырежды обезвреженный кусачий кролик А. Юозайтиса Альвидас Медалинскас.

— Это измена! — Меня, старого волка, винил этот не остепенившийся и не блистающий способностями мальчик, которого не только через несколько институтов, но и в «Саюдис» протащил папаша. Мы будем протестовать!

— Альвидас, мы только что отучили тебя пресмыкаться, а ты уже начинаешь топтать других. Опомнись.