Корабль дураков

Это закономерно. Спустя какое–то время пена революционной волны выплескивается на власти. Она липкая, легко растекается и заполняет каждую щель, через которую во власть мог бы попасть человек иного склада. Срабатывает старый классический закон общественной деятельности, который гласит: своей конкретной работой человек ничего не достигнет, политик не может быть хорошим, поскольку он не видит совокупности и действует в узких рамках только выгодных ему стимулов. Двойственность, или раздвоение личности, в свою очередь, порождает двуличие, ложь, карьеризм и манию величия. Выражаясь простым языком, малый дурак начинает служить более крупному, а самый крупный начинает мнить себя мессией, наместником Бога на земле. Будучи духовными инвалидами, такие деятели не способны, не могут находить новых путей или идей, поэтому после первых неудач или протестов они начинают бояться собственных действий, открывают охоту на здоровых, вооружаются и становятся погонщиками нации.

Так случилось и у нас. Избегая ответственности, «великие» деятели «Саюдиса» стали открыто искать поддержки на Западе, поскольку мании величия и преследования — родные сестры. Так была выпущена из рук политическая инициатива, а идеи самостоятельной государственности, нейтралитета и национального расцвета отданы в чужие руки в обеспечение безопасности нашего чиновничества. Выбравшись из русской кошелки, мы попали в еще более страшный мешок всеобщей глобализации, или неоколониализма. Главным движителем этой глупости стал широко используемый на Западе бич русофобии. В этом тоже ничего нового. Так римские патриции стращали своих граждан варварами.

Особенно меня удивила деятельность интеллектуалов из Инициативной группы «Саюдиса». Они, как лунатики, все еще бродили покрышам и ждали, когда их, подлинных идеологов «поющей революции», ландсбергисты пригласят к сотрудничеству и отблагодарят. Но стоило кому–то из тех, кто посмелее, об этом только заикнуться, какон тут же получал по шее. А когда часть интеллигенции стала искать новые формы самовыражения и создала Форум будущего Литвы(ФБЛ), на нее посыпались провокации, шантаж, угрозы и бомбочки. Активисты ФБЛ сильно опоздали и поэтому продули, так как их оппоненты уже научились рационально и изобретательно пользоваться лозунгами и идеями этих идеологических стратегов. Интеллигенцию били ею же изобретенным оружием.

В качестве наилучшего примера такого однобокого «единодушия» хочу привести Юстинаса Марцинкявичюса. Как ни крути, а это огромный талант. Какой неповторимый певец красоты и добра! Его незатейливая крестьянская любовь к родине давно уже стала для литовских читателей второй религией. Полет фантазии, величие… и одновременно необычайная снисходительность, непротивление злу в собственных делах, разумеется, когда они возникают сами собой. Он никогда инигде не ввязывался ни в какие дискуссии, ни за кого не вступался своим могучим голосом, поэтому и в «Саюдисе» соглашался со всем, ему все было по душе, главное, чтобы на него не нападали и не вычеркивали из начала списка. Вспоминаю, как часто после перенесенных оскорблений он смахивал горькую слезу, виновато улыбался, а когда его просили не поддаваться, почти всегда отвечал одинаково:

— Что теперь делать? Я трус, а не боец. Не хочу вредить общему делу. А какая–нибудь шушера, вроде глашатая этого «общего дела», никогда не просыхающего трубадура С. Геды, обдает помоями «новой политики»:

— Таких поэтов, как Межелайтис и Марцинкявичюс надо судить и сажать за уничтожение каунасской поэтической школы!

— Хочешь заслужить Крест Витиса[2]? — пытаюсь укротить выскочку. — Сопатку бы тебе расквасить, дворянин помойный.

— Мне такая беда не грозит. Если появится какая–нибудь медаль или премия, она будет опробована на Марцинкявичюсе!..

После таких, уже появившихся в печати, обвинений Юстинас, наконец, рассердился и сказал:

— Я не подам ему руки.

Но через некоторое время снова здоровался, виновато улыбался и, опустив плечи, прогуливался с этой полукурицей поэтической этики.

И меня не миновал похожий курьез. Однажды ко мне на дачу в Бирштонасе приехали три поэтических гиганта — А. Балтакис, А. Малдонис и Ю. Марцинкявичюс.

— Ну, наконец–то! — радостно выбежал я навстречу. — Ведь мы с твоими родителями соседи. Все мимо… Сколько я тебе, Юстинас, писал, а ты ни разу не ответил. Но они начали с очень печального известия — умер отец Марцинкявичюса.

— Что–нибудь застопорилось? — спрашиваю. — Может быть, нужна помощь?

А они ходят вокруг да около, пока, наконец, не выяснилось, что хотят спросить, следует ли Юстинасу со всей семьей идти в костел на заупокойную службу.

— Друзья, я же не парторг, не секретарь ЦК, поступайте, как считаете нужным. — Мне стало не по себе.

А они снова кружат и кружат, как коршуны над цыплятами, пока не лопнуло мое терпение.

— Значит, опасаетесь, чтобы я не донес? Как вам не стыдно? Хотите обеспечить алиби?.. Балтакис, это твоя выдумка!

— Ты на него не сердись, он очень хотел помочь, — оправдывается Юстинас, будто сам не принимал участия в разговоре.