Читаем Корабль и другие истории полностью

Скамеечки,лавочки,посиделок потачицы.Скамеечки,осторожно-окрашено,что за место под солнышком!Скамеечки,вне дома пристанища,продувные по реечкелодочкидо неведомой пристанипод дождями и ливнями.Скамеечки,где на фото мы с маменькой,где мы все были маленькиес мячиком, с яблоком;где курили мы в юности,целовались и ссорились,где сидели мы в зрелости,отдыхая от горечи,где приходится в старостиплыть из прошлого в прошлое.Осторожно — окрашено.Осторожно — окраплено.Осторожно — поваплено.Осторожно — отвержено.Осторожно — отмеряно.Скамеечки…Вы на память не мечены,вы на память не считаны,одинаковы будто бы:осторожно — опрошено,осторожно — оплакано,осторожно — обрящено.Скамеечки!Лодки местного плаванья,многоместные, белые,голубые, зеленые,в холода закаленные,оговорены набелои обкурены начерно.Холостые, семейные,городские, скамейные,бесприютные в горестии без крова на радостях,одиночества праздникиили призраки общества,где под пыткою памяти,перед дыбою опытаповторяю, как заповедь:я люблю тебя все-таки!Над травою забвенияи под древом познания,пред рекою последнеюс берегами молочными:я люблю тебя засветло,я люблю тебя затемно,неотступно, безвременно,беспричинно, безоблачно.И летит над скамейкамисумасшедшее дерево,улетает за птицамив легендарную Африку,в лапидарную Африку.То ли древо без имени,то ли клен опрометчивый,то ли просто метафора,озаренная осенью.И летят над скамейкамилистья с желтыми крыльями,облака запредельныеи листы календарныес нашумевшими птицами.Скамеечки…Вот и в нашем-то дворевсе путем:тут на лавочках-то бабушкииз до-того в потом.Общаются,совещаются,размещаются,прощаются.Не сидится им в квартире,в комнатах покоя нет,и лепечут все четыренезатейливый квартет.Первую зовут Жэка — Жанетта Климентьевна.Вторую зовут Энзэ — Надежда Зиновьевна.Третью зовут Эрэс — Роксана Степановна.Четвертую зовут Хабэ — Харитина Борисовна.— Вы представляете? — Я представляю.— Вы понимаете? — Я понимаю.— Да как же это он сгорел? — Почти дотла!— Да что вы! — Слышали? — Не поняла.— Вчера купили плюш; иду; Хабэ и говорит…— Энзэ, пожарные в порту, а он горит!— Да как же это? — Ах, Эрэс, пожар и есть пожар.— Вредительство опять, Жэка. — Халатность. — Недосмотр.— Вчера показывали фильм. Я плакала. А вы?— А я варила конфитюр из айвы.— А мне, Энзэ, сказал Вэбэ, что затонул корабль.— Как затонул? — Так затонул. — А как же моряки?— Хабэ, Хабэ, где брали вы сардины и снетки?— На дне. — В огне. — А я, Энзэ, я слышала не так:Сначала врезался он в мост, потом он сбил маяк.Он разломался пополам.Дэдэ там был и видел сам.— Горел? — Тонул. — В огне? — В воде.— А кардамон купили где?— Да неужели же вы в джем кладете кардамон?— Его и одного его. — А я вишневый лист.— Один вишневый лист и все?— Гвоздику, барбарис,Мускат, корицу и анис.А без того я джем не ем!А без того и джем не джем.Он без того и без сегоНи то, ни се.— Мне позвонил вчера Гэвэ, еще я не спала.Сказал, что крейсер затонул, — столкнулся с ним линкор,И что подлодка… — Подо что? — На. Что на дно пошла.— Она и ходит-то по дну. — Кошмар! — Не поняла.— Эрэс, я вспомнила, не так, он просто сел на мель.— Кто? — Теплоход. — А как же мост? — Мост сломан. — Ужас! — Страсть!— И ремонтируют маяк и разводную часть.Уже два дня, два целых дня его им не свести.— Вредительство! — Халатность. — Ох, без двадцатипяти!— Да нет, Хабэ, без десяти. — Вот. Полчаса, Эрэс.— Должно быть, этот ваш линкор… — Вот так у них всегда!— Должно быть, этот крейсер ваш и врезался туда.— Вчера купила я поплин. — А как же капитан?— Я тоже видела фланель. — Валялся в стельку пьян.— Я — за сухой закон! — А я купила креп-жоржет.— Теперь мадапалама нет. — Теперь непьющих нет.— Ой, мне пора! — За три двора.— Пойду пройдусь. — Белья гора.— Еще мне суп. — А мне щенка.— Пора. — Пойду! — Привет. — Пока!— Эрэс. — Хабэ! — Энзэ?.. — Жэка.И пошли.Первая с таинственным линкором.Вторая с затонувшим крейсером.Третья с погорелым парусником.Четвертая с головоломным теплоходом.Одна со дном и джемом.Другая с конфитюром и пожаром.Третья с маринадом и маяком.Четвертая с мостом и вязальным крючком.Хабэ в платочке,Жэка в шляпке,Эрэс в беретке,Энзэ в панамке.На дне двора — покинутая скамейка,Пришвартовавшаяся к тихой пристани.Над двором — во всю ширь — весеннее небо,От горизонта до горизонтаРаскинувший завораживающие хляби своиЛазоревый океан.Посадка закончена, осада снята;Но эта лавочка, знать, — место свято!Неторопливые садятся двое.А облака вверху — рябь по сувою.А вечер падает и звезды теплит.Огарки пауз. Осколки реплик.— как в юности — помнишь?— забыли давно— но темные воды— ни в черной бутыли вино— и говор на юте— и реи — и Фрейя и Рей— и, кажется, Рея,— и Хронос, шептавший: скорей!— а око Сатурна— и Вега— и веры крыло— не ты ли бежала тогда по волнам?— за тобою…а я за тобоюпрокладывал курс по следамбосая ступняна пленительно темной воде— но где это где— горизонтом отрезано — там— но я еще та же— ни ты и ни я и никто— как в юности — помнишь?— каюта и лепет волны— и общие сныот весны до весныот зимы до зимыи пение той корабельной сосны— и голос гортанный струны— была ты как солнцекогда просыпаешься житьбыла ты как омутбезвестных предсмертных обид— но я еще та же— неправдане ты и не таи парусник наш на дрова мастера разбирают— куда же все делось— забылось прошло улеглосьзапили заелине оптом так в розницу врозьразбили сломалитеряли что можно терятьпора бы и памятьтеперь на дрова разбирать— как в юности — помнишь?какие там были слова— слова на растопкуа прошлую жизнь на дрова— любила я парус— а я эту свежесть во рту— любила я звезды— а я этих мачт наготу— ни много ни мало— но не было нас или нет— давно поотстала— давно поостыли мой свет— с сюжетной картинысними напоследок перстыа были ль единойдушою иль плотью, прости?— собою была я— собою и только собой— а помнишь ли ялики мертвую зыбь и прибойи лунную долькуи шторма шекспировский вой?— собою и только— и ветра трагический вой— не твой это парус— конечно, но он и не твой— простимся — и точкакак мы собирались сперва— протейская почва!изменчивость лишь и права— все то, что телеснодревесно словесно — порапора разбирать на дрова— шлейф юности как на воде полоса— зато мы теперь голосамы друг другу одни голосано над нами плывут парусапрежних датпрежних лети этому плаваньюсколько б ни плыл и ни гребнет концаи нам-то пристанища нет— единою плетьюхозяйски хлестнула судьба— единою клетьюединого платья— отплытья— но плотью— объятья— в неисповедимых стезях— и солью морскою в крови— и солью морскою в слезахно неволи-то нет у любвипарусов у ней нет и каютни красот и ни царствни морей и ни сушни картин ни квартирни регалий ни блага только одна страна —она сама…Скамейка у стены,Челнок у пристани,Тень мужа, тень жены —Лепечут призраки.Скамейка у стены,Челнок у росстани,Во облацех-то сны,Во снах-то простыни.Без просыпу, врасплохБеда застукала,И тихий омут плох,Как пруд со скукою…Скамейка у стены,Лодчонка в реечку,А волны солоны.Ска-ме-еч-ка…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия
Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза