Корабль идет дальше

И ледоколы, и самолеты, и радиосвязь. Эти мысли меня несколько успокоили. К моему удивлению, в команде сообщение о лихтерах не вызвало огорчения.

— Три тысячи тонн нам, как выполнение плана. Живем! Ха-ха-ха! — загоготал Агафонов. — Пару копеек заработаем.

Зато помощники и механики поникли головами.

— Намучаемся, — сказал старпом, — я-то уж знаю. Водил здесь лихтера.

Поднявшись к себе в каюту, я увидел у дымовой трубы огромный деревянный ящик, построенный для приемки дополнительного угля. «Молодцы! — подумал я. — Времени в мое отсутствие не теряли» — и попытался протиснуться в каюту. Не тут-то было! Угольный ящик мешал открыть дверь. Получалась только узкая щель.

— Агафонов! Быстро сюда! — заорал я.

Боцман прибежал немедленно. Я с насмешками продемонстрировал ему дверь. Он нисколько не смутился:

— Старший механик давал размеры. Я ему говорил…

— Давай его ко мне.

Пришел «дед». Поглядев на меня, он спросил:

— Ну что, хорошо?

— Отлично, если вы предполагаете, что я превратился в мальчика с пальчик. Посмотрите на дверь, посмотрите!..

— А чего мне смотреть? Всякий нормальный человек проходит в нее свободно. Пожалуйста. — И Полковник легко просунул свое тощее тело в каюту. — Зато на пять тонн угля больше возьмем.

— Так это вы себя считаете нормальным? Боцман, сделайте так, чтобы дверь открывалась свободно. А угля вам все равно не хватит. Идем с двумя лихтерами, ход будет маленький.

— Знаю. Я все рассчитал. Уменьшим расход топлива за счет некоторых усовершенствований. Кстати, бригаду механиков я отправил к Лазареву. Ничего не сделали. Так все и осталось.

— Идти-то можно?

— Я же вам говорил. Дойдем. А за уголь я ручаюсь.

Вокруг «Менделеева» крутились катера и буксиры. Это срочно доставляли на борт всякое снабжение и продукты. Лазареву хотелось как можно скорее выпихнуть нас в море: в Арктике стояла хорошая погода.

Вечером мы пошли под бункер. Все судно засыпало угольной пылью. У моей каюты громоздилась гора. Грейфер промахнулся и высыпал часть угля на палубу. Даже в самой каюте все покрылось толстым слоем угольной пыли.

Когда боцман с матросами скатили палубу и надстройки и судно приняло свой обычный щеголеватый вид. я поднялся на мостик. Надо было идти к лихтерам, осмотреть их, завести буксиры. Тогда можно сниматься в море.

— Уходим, — сказал я, увидя на мостике Полковника. — Все в порядке?

— Три кочегара не вернулись с берега… пока, — смущенно промямлил Полковник. — Надо бы подождать немного…

— Серьезно? Отдавайте швартовы! — крикнул я на бак старпому. — Научите своих кочегаров смотреть на часы…

Я знал, что без трех кочегаров в море не уйдешь, но ждать пьянчужек было свыше моих сил. Я решил доставить им тоже несколько неприятных минут. Скверно, когда ты подходишь к причалу, а твоего судна нет. А вдруг все же оно ушло в море? Пусть поищут свой «Менделеев».

Ранним, холодным и ясным утром «Менделеев» спустился вниз по Северной Двине до контрольно-пропускного пункта Чижевка. Здесь ожидали нас приведенные из порта груженые, готовые к отходу лихтера. Мы ошвартовались у большого, напоминающего морской теплоход двухтысячного лихтера.

Взаимоотношения между буксировщиком и буксируемым судном, или, вернее, между капитаном и шкипером, сложились давно и совершенно определенно. Капитан — хозяин положения. Он поднимается на борт своего «объекта», не смотрит на шкипера и трех человек его экипажа, недовольно цедит сквозь зубы ядовитые замечания, все ему не нравится, все надо переделать по его указаниям, он требует от шкипера знания сигналов связи наизусть. Шкипер следует позади капитана-буксировщика и канючит: «Дак все сделано, товарищ капитан, как надо. Если что не так, скажите…» Капитан-буксировщик машет рукой и посылает свою команду сделать как полагается. Команда лихтера помогает с виноватым видом. Так бывает всегда. Ведь капитан-буксировщик отвечает за все: за благополучную буксировку, за лихтер, за шкипера и его команду. Как только подан буксир, команда лихтера переходит в полное подчинение к капитану буксира и должна беспрекословно выполнять его распоряжения.

…Помню, как однажды я оказался в роли шкипера. Такое положение было мне внове, и я благодаря своей неопытности все еще продолжал чувствовать себя человеком, полноправным участником буксировочной операции. К нашему борту подошел красавец буксир, такой же точно, как «Менделеев», на палубу выскочило несколько матросов в высоких сапогах, зюйдвестках и штормовках, поднялся хмурый капитан и заворчал:

— Шляпы! Даже кнехты не освободили для буксира. А ну быстро давай людей! Скидывайте ваши швартовы, они не потребуются.

Я хотел обидеться. В кармане у меня лежал диплом капитана, а тут такое обращение… Но времени на обиды не осталось. Надо было крепить буксирный трос. А позже, когда нас выводили из порта, я побежал на бак, опасаясь, чтобы буксир не ахнул мое судно об узкие ворота выхода. В маленький жалкий мегафончик я орал свои советы. Капитан буксировщика долго не обращал внимания на мой писк. Наконец он снизошел до ответа, и я услышал громоподобный голос, усиленный радиорепродуктором: