Воины расступились и пали перед женщиной на колени, а она медленно шла вперед, приблизившись к алтарю, она остановилась рядом со жрецом.
Громче послышался металлический раскат грома. Когда он замер вдали, жрец повернулся к алтарю и высоко поднял руки. Раздался долгий монотонный звук - это пели жрецы. Не опуская рук, жрец Бела семь раз низко поклонился перед языком пламени. Послышался шелест луков и приглушенный стук копий - это лучники и копьеносцы упали на колени.
Под те же таинственные монотонные звуки жрец Бела обратился к своему богу.
Кентон услышал трепетный, нежный шепот: «Я поклоняюсь и жду!»
Это шептала Шаран! Нежный шепот Шаран пробегал по его натянутым нервам, как маленькие пальчики перебирают струны арфы.
И опять Кентон услышал голос жреца:
И вновь донесся трепетный шепот Шаран: «Я поклоняюсь и жду тебя!» Жрец продолжал:
«Я поклоняюсь и жду тебя!» - подхватила Шаран.
Жрец повернулся к алтарю, и в этом движении Кентону почудился едва заметный вызов. Жрец смотрел прямо в лицо Шаран. Его голос зазвучал громко, торжествующе:
При этих словах жрецы замолчали, неуверенно переглядываясь, некоторые в толпе подняли головы, удивленный шепот донесся до Кентона.
- Этого не было в ритуале, - услышал он совсем рядом голос ассирийца.
- Чего не было? - спросил его перс.
- Этих последних слов, - ответила женщина, - они обращены не к Белу. Они - для нашей Повелительницы Иштар!
- Да, да! - зашептал юноша. - Это Иштар!
- Вы видели, как ощетинились Керубы? - дрожащим голосом произнесла женщина с младенцем. - Боюсь, мое молоко может испортиться. Смотрите, этот свет на алтаре похож на кровь!
- Мне это не нравится, - сказал ассириец обеспокоенно. - Этого не было в ритуале! К тому же приближается гроза!
Нарада быстро поднялась со своего места. Ее помощницы склонились над барабанами и арфами, поднесли к губам флейты. Полились нежные и страстные звуки, завораживающие, как объятия влюбленных рук, как шелест голубиных крыльев, как биение нежных сердец. Как зеленый тростник качается под первым прикосновением весеннего ветра, двигалась Нарада, влекомая этими звуками. В полной тишине люди не спускали с нее глаз.
И Кентон видел, что только жрец не отрываясь смотрит на Шаран, а та стоит как будто в забытьи.
Музыка зазвучала громче. В ней билось любовное томление, страсть, горячая, как пустынный ветер. Нарада начала танцевать, и казалось, что ее тело впитывает каждую страстную зовущую ноту, придает ей плоть, превращает ее в движение.
В печальных темных глазах Нарады заиграли звездочки радости. Сладкое пламя алого рта сулило неведомые восторги; золотистые бабочки, бившиеся в черной паутине, вспорхнули и припали к ее жемчужно-розовому телу, как будто оно было каким-то чудесным цветком, покрывали поцелуями всю ее красоту, светившуюся сквозь дымку паутины, с головы до ног окутывавшей женщину, но не скрывавшей ни одной совершенной линии ее тела. Музыка и танец сводили с ума, перехватывали дыхание; Кентон видел перед собой соединяющиеся звезды, объятия солнц, рождение новых лун…
Музыка зазвучала тише, спокойнее, танцовщица замерла; вся толпа тихо, как один человек, вздохнула. Кентон услышал хриплый голос Зубрана;
- Кто она? Она - как пламя! Как пламя Ормуз-да, что бьется на Алтаре Десяти Тысяч Жертв!
- Это Поклонение Иштар Белу, - ревниво ответила женщина. - Она много раз танцевала этот танец, в нем нет ничего особенного.
- Он спросил, кто это, - недовольно заметил фригиец.