Корабль мечты

Доннола промолчал. Он покрепче прижал к себе девушку, качая головой. Сейчас он отчаянно пытался отогнать боль, давно ушедшую в глубины памяти, а теперь вновь всплывшую на поверхность. Боль, в которой он не хотел себе признаваться.

– Да… – едва слышно прошептал он.

– Да… – повторила Джудитта.

Глава 30

– Почему ты меня поцеловала? – спросил Меркурио.

– Просто так. Ты только не думай, ничего такого. – Бенедетта пошла быстрее, чтобы он не увидел, как она покраснела.

– Подожди меня!

– Оставь меня в покое! – напустилась на него Бенедетта.

Осторожно, чтобы Меркурио не заметил, она провела кончиками пальцев по губам. Они еще горели от поцелуя.

Мать продавала ее священнику и другим похотливым свиньям, но это… «Это мой первый поцелуй», – подумала Бенедетта.

Свернув в узкий переулок, она перешла на бег, чтобы оторваться от Меркурио.

Вскоре они очутились на широкой площади.

– Ты только погляди, кто там! – Меркурио опустил ладонь девушке на плечо, показывая на столпившихся на площади людей.

– Кто? – рассеянно переспросила Бенедетта.

Она еще не пришла в себя после поцелуя и никак не могла справиться с нахлынувшими на нее чувствами.

Меркурио рассмеялся.

– Там этот маленький засранец Цольфо со своим монахом!

– Покайся в грехах своих, Венеция! – кричал брат Амадео, разведя руки в стороны.

Он стоял на ступенях часовни Всех Святых на площади Сан-Сильвестро. Было довольно холодно и сыро, и Меркурио заметил под поношенной грязной рясой монаха новенькую, с иголочки, шерстяную рубашку и такие же новые теплые штаны. Все это Амадео купил на деньги Цольфо.

– Покайся, Венеция! – ревностно кричал Цольфо.

На площади было полно людей, но все спешили по своим делам. Лишь немногие обращали внимание на монаха и растрепанного мальчишку с желтоватого цвета кожей. Люди проходили мимо и даже не оглядывались. Бенедетта хотела подбежать к Цольфо, но Меркурио остановил ее:

– Погоди!

Они спрятались за кривым деревцем, росшим на краю площади.

Брат Амадео набрал воздуху в грудь.

– Покайся в грехах своих, Венеция! – на этот раз громче крикнул он.

– Покайся, Венеция! – вторил ему Цольфо.

Но никто не остановился, чтобы послушать проповедь.

– Они ведут себя, точно два идиота, – проворчала Бенедетта.

– Они и есть два идиота, – поправил ее Меркурио.

– Что же нам делать? – тем временем спросил у монаха Цольфо. – Мне холодно.

Брат Амадео смерил его возмущенным взглядом.

– Как ты можешь жаловаться на холод? Разве вера в Господа нашего Иисуса Христа не греет тебя?

Цольфо покорно кивнул.

Доминиканец вознес руки к небесам и завопил:

– Покайся в мерзостных грехах своих, Венеция!

– Покайся, Венеция! – повторил Цольфо.

– Хватит орать! – крикнула им женщина с другой стороны площади.

Она только что вышла из трактира и остановилась у двери, под вывеской с изображением двухголового лебедя. Женщина покачивалась от выпитого вина, на шее у нее проступили вены, а глаза были такими мутными, что вряд ли она вообще различала и мальчишку, и монаха.

Брат Амадео обвинительно ткнул в ее сторону пальцем:

– Сатана! Изыди из тела этой женщины! Именем Господа нашего повелеваю тебе!

– Изыди, Сатана! – Цольфо таким же жестом ткнул в нее пальцем.

Меркурио и Бенедетта оглянулись на прохожую.

Та, покачиваясь из стороны в сторону, повернулась к двери в таверну. Изнутри донесся чей-то голос, но Меркурио не разобрал слов.

– Проповедник какой-то, – ответила женщина.

Через мгновение из таверны высунулась чья-то голова. Потом еще одна. И еще. Пьяные о чем-то шептались.

Теперь Цольфо и Амадео тыкали пальцами в них.

– Чего тебе надо, монах? – осведомился последний из пьяной компании, высокий и грузный мужчина, опиравшийся на весло.

– Покайтесь в грехах своих, ибо так повелел нам Господь! – крикнул брат Амадео. – Изгоните жидовское отродье из Венеции!

– О чем ты там болтаешь? – напустилась на него женщина. Видимо, ей показалось, что сейчас Амадео заставит ее каяться в чревоугодии, пьянстве и блуде.

– Изгоните жидовское отродье! – пылко крикнул брат Амадео, ибо сейчас речь шла о его личном крестовом походе. – Жиды – раковая опухоль на теле нашего общества, опухоль, порожденная самим Сатаной!

С десяток пьяных, едва держась на ногах, поплелись на другую сторону площади Сан-Сильвестро.

Покачиваясь и оступаясь, поддерживая друг друга и не обращая внимания на других прохожих, они настойчиво продвигались к ступеням. На площади поднялась ругань – пьяные толкались, мешали другим пройти и постоянно наступали кому-то на ноги. Добравшись к часовне Всех Святых, они остановились. Глуповатые улыбки на их лицах не предвещали ничего хорошего. Пьянчуги еще не понимали, о чем говорит проповедник, но намеревались хорошенько повеселиться за его счет. Пошатываясь, точно поставленные на якорь лодки, они сгрудились вокруг Цольфо и Амадео. Женщина – она была единственной представительницей своего пола в толпе мужчин – громко рыгнула. Остальные расхохотались.

С нарочитой медлительностью, словно разыгрывая театральное представление, брат Амадео спустился ступенькой ниже, вперил взор в толпу и поднял указующий перст.