Корабль мертвых. История одного американского моряка

А какие корабли я видел в порту! Отсюда вполне можно было отправиться в море, работа бы нашлась, но она тоже больше не заботила меня. Я не искал работу. Зачем? Я переживал истинную весну. Зачем мне работа? Я существую, я жив, я дышу. Жизнь несказанно прекрасна, солнце золотое и теплое, страна сказочно добра, люди приветливы, человек в лохмотьях не вызывает у них осуждения. Видимо, это и есть настоящая свобода. Не случайно Испания не приняла участие в войне за свободу и демократию всего мира. Подозрительны все страны, в которых много говорят о свободе. Когда при входе в гавань ты видишь огромную статую Свободы, нет нужды расспрашивать, что прячется за ее спиной. Если где-то кричат во весь голос: «Мы самый свободный народ!» — это значит, что свободы там уже нет, это точно, или она ограничена тысячами законов, дополнений к законам, инструкций, указаний, правил, параграфов, полицейских дубинок, и от всей свободы там только этот крик и остался. Никто в Испании не говорил о свободе, а в митингах и демонстрациях участвовало все население. Почтенные граждане не боялись, что вдруг окажутся под знаменами анархистов, а анархисты не считали позором шагать под знаменем своей родины. Эти демонстрации прокатились по всей стране, когда полиция ни с того ни с сего решила ввести регистрацию жителей по прусскому образцу. То есть они только предложили один раз в году сообщать полиции свой адрес, свое имя, возраст и профессию. Но населению это не понравилось. Сегодня нет человека на земле, который не знал бы, что такое Германия. Война с Англией и Америкой стала лучшей рекламой знаменитой немецкой дисциплины. Но только немногие знают правду о Пруссии. А если знают, то это название ассоциируется, прежде всего, с полицейскими намордниками. Только один раз, попав в Барселону, я услышал за каким-то глухим забором стоны, крики, рыдания.

— Что там такое? — спросил я случайного прохожего.

— Военный заговор, — сразу и откровенно ответил он.

— А почему люди кричат так страшно?

— Люди? За этой стеной? Вы что? Это не люди. Это коммунисты.

— Разве обязательно быть коммунистом, чтобы так страшно кричать?

— Вы что, не понимаете? Их там бьют и истязают.

— Но почему?

— Говорю же вам, это коммунисты. Вечером их закопают в землю.

— Они преступники? — догадался я.

— Нет, они коммунисты.

— Но почему их надо мучить?

— Потому что они все хотят изменить.

Все страны, в том числе и цивилизованные, преследуют христиан, сжигают еретиков, истязают инакомыслящих. В Америке еретиков преследуют более жестоко, чем в Испании. Печально, но вчерашние преследуемые сами становятся особенно изощренными преследователями. Человек, который только что получил американское гражданство, громче всех кричит: «Закройте границы. Не надо больше пускать этих черномазых, или коммунистов, или кого там еще!» А ведь они сами — эмигранты, или дети и внуки эмигрантов.

Впрочем, меня это не мучило.

Люди вокруг были приветливые, хлеб найти было нетрудно.

Вообще с едой и одеждой все обстояло вполне благополучно. Но однажды мне захотелось свежей рыбы. Натура человеческая неизменна. Я соскучился по рыбе. Конечно, она не выбросится на берег ради меня, поэтому я пошел в порт и, дождавшись пассажирского корабля, помог какому-то человеку дотащить до дома его чемоданы. Он дал мне три пезеты, и с этими деньгами я зашел в первый попавшийся магазин. Выбирая удилище и крючок, я мимоходом рассказал продавцу, что я моряк, отставший от корабля. Услышав такое, он рассмеялся и порвал чек.

— Favor! Все в порядке, моряк. Уплачено.

И в такой стране искать работу, оставить такую страну?

Да нет. Надо быть дураком, чтобы отказаться от испанского солнца.

18

Забросив удочку в воду, я сидел на стене мола. Ни одна рыба не шла на крючок, хотя я подманивал ее кровяной колбасой, принесенной с одного голландского корабля. Кстати, добывать еду и кров на чужих кораблях не так-то просто. Люди, имеющие работу, на безработных смотрят с превосходством. «Эй ты, сухопутный бродяга, поднимайся на наше корыто, дадим тебе что-нибудь. Только не становись близко, от тебя несет, как от свиньи».