Корабль мертвых

– Может? Нет, не может. Германия может отказаться принять его и передаст его в распоряжение компании или вам обратно. Германия не обязана принимать его, поскольку он нарушил свои права и переступил границу. У него, впрочем, есть выход. Он может выхлопотать себе бумагу, дающую ему право в любое время вернуться в Гамбург или в Германию и жить здесь. Но такую бумагу может выдать ему только министерство, а министерство вряд ли сделает это так просто: ведь такая бумага равносильна документу о германском подданстве. Вам пришлось бы начать хлопоты очень издалека. Если бы он мог получить документ о германском подданстве, то, конечно, уже имел бы его в руках. Ведь он же немец и родился в Познани. Но ни Германия, ни Польша не признают его своим. Конечно, если вы или ваша компания возьмете на себя прямую ответственность за этого человека…

– Как это возможно?! – воскликнул шкипер в раздражении.

– В таком случае я не могу принять этого человека, я бессилен помочь вам, – спокойно сказал консул, вычеркнул из книжки записанное имя и вернул Станиславу паспорт.

– Послушайте, – обернулся, выходя из комнаты, шкипер. – Послушайте, не можете ли сделать на этот раз исключение? Мне очень хотелось бы взять на корабль этого человека. Он прекрасный рулевой.

– Мне очень жаль, капитан. Но мои полномочия слишком ограничены. Я должен придерживаться инструкций. Я – только подчиненный.

Консул поднял плечи до самых ушей, а кисти его рук повисли, раскачиваясь под прямым углом у локтей. Это выглядело так, словно ему подрезали и ощипали крылья.

– Проклятые порядки, будь они прокляты, – крикнул в бешенстве шкипер, бросил сигару на пол, растоптал ее и с шумом захлопнул за собой дверь.

В коридоре стоял Станислав.

– Что мне делать с тобой, сынок? – сказал старый шкипер. – Мне очень хочется взять тебя с собой. Но теперь ты вообще не попадешь ни на один корабль – консул знает твое имя. Вот тебе два гульдена, повеселись сегодня вечером. А мне придется поискать себе другого рулевого.

Шкипер и прекрасный голландец исчезли.

XXXVII

Но Станиславу во что бы то ни стало надо было устроиться на корабль.

– «Честная профессия» хороша на время. Но не надолго. Какой-нибудь ящик или мешок, кому от него убыток? Это только утечка в крупном деле. Ящик может сломаться и при погрузке. Но и «честная профессия» в конце концов надоедает.

Я ничего не ответил Станиславу, и он продолжал:

– Да, скажу я тебе, страшно надоедает. У тебя всегда такое чувство будто ты сидишь на чужом кармане. Немного – ничего. Но потом появляется мерзкое ощущение. Хочется ведь и самому что-нибудь делать. Хочется видеть результаты своей работы. Видишь ли, Пиппип, стоять на руле в непогоду и держать курс… Это дело! Никакая «честная профессия» с ним не сравнится! Что и говорить, Пиппип, никогда не сравнится! Вот ты стоишь и стоишь, а коробка твоя хочет вывернуться и выскользнуть из курса. Но ты держишь ее на поводу… смотри: вот так.

Станислав схватил меня за пояс и попытался перевернуть, словно держал в руках рулевое колесо.

– Послушай-ка, ведь я не руль, пусти меня!

– А вот если ты удержишь судно в непогоду и оно не соскользнет у тебя ни на один вершок, то – я скажу тебе, Пиппип – хочется кричать от радости, что ты можешь держать на поводу этого великана, что он покорно подчиняется твоей воле, как кроткий ягненок. И когда потом первый офицер или даже шкипер, взглянув на компас, скажет: «Козловский – молодчина, умеет держать курс, чертовски чистая работа, я бы сам не сделал лучше!..» Да, Пиппип, сердце у тебя готово выпрыгнуть от радости, ты готов брыкаться, как молодой теленок. А «честная профессия» этого никогда не может дать. Правда, и там бывают приятные минуты, когда благополучно удастся хапнуть, и там смеешься подчас, но разве это такой смех? Это неискренний смех. Смеешься, а сам оглядываешься, не идет ли кто за спиной, не хотят ли тебя схватить.

– Я, правда, никогда еще не плавал на больших судах, а все больше на маленьких. И мне кажется, что ты прав, – сказал я. – Но и при окрашивании то же самое. Когда тебе удастся зеленый или синий кант и ты ни разу не поскользнулся и не разлил краски по борту, это доставляет тебе большое удовольствие.

Станислав помолчал некоторое время, сплюнул за борт, сунул в зубы новую сигару, которую купил за полчаса до этого у торговца, подплывшего к нам на лодке, и сказал: