Корабль неспасенных

Жутко смотреть на восковое неподвижное лицо. Таких Женя никогда не видела. Таких не могло быть у ее друзей, потому что… потому что…

– Нужен врач, просто нужен врач, – она ударила по коммуникатору на руке и лихорадочно затараторила: – Соедините, пожалуйста, срочно со скорой помощью.

Молодой мужчина, одетый и в полупрозрачный медицинский халат, медлил, рассматривал ее, явно не хотел ничего говорить.

– Вы та девушка, что вызвала скорую помощь? Друг Петра Иволгина?

– Да. Как он? Ему лучше?

– Мне очень жаль.

– В смысле жаль?

Сердце ускорилось так, что зашумело в ушах.

– Он умер. Мы ничего не смогли сделать?

Невозможно. Никто не умирал, не мог умереть из близких. Сейчас не вшивое начало тысячелетия, если успеть вовремя, всегда можно спасти. А они точно успели.

– Когда вы приехали, он же был жив! Даже очнулся. Смотрел на меня, пытался что-то сказать. Я не поняла, что именно.

– Увы. Мы не могли остановить процесс, не в этом случае. Никто бы не смог. Это просто должно было случиться неделей раньше или позже.

– Что должно было случиться? Он давно был болен?

Конечно, он был болен, едва таскался на своем костыле. А она, дура, не отправила в больницу старого чудака.

Врач рассматривал ее с задумчивым сомнением, поджимал губы.

– Вы знаете кто он такой?

– Петр? Мой друг. Он работал на подводных лодках и жил один. Вам нужно связаться с родственниками? Но я, к сожалению…

– У него нет родственников и не может быть, – резко оборвал врач ее бормотание.

Растер тонкими пальцами нахмуренный лоб. Что-то очень неприятное, похоже, пряталось под ним. Не хочет объяснять, а Женя, наверняка, не захочет услышать.

– Я сейчас откопирую вам кое-то и вернусь. А вы почитаете, но сначала доберитесь домой. Вы все равно уже не сможете ничем помочь своему другу. Его тело, его похороны – не ваша забота. Извините.

Дорога домой прошла как в тумане. Тонкий пластид одноразового планшета жег руку, будто лист крапивы. Выбросить бы в ближайший уличный утилизатор. Петру все равно не помочь.

Где-то на пятьдесят седьмом уровне в темной квартире, в каком-нибудь пыльном углу стоит неподвижный Петя, андроид с золотистыми глазами. Он уже не будет с серьезностью говорить всякие глупости, расспрашивать о непонятной ему учебе и удивленно хлопать пушистыми ресницами. А если и будет, то совсем не так, а, возможно, и не с таким лицом. Новый хозяин – новая пластика. Да и не с ним она дружила, а с умершим в больнице стариком.

Женя не выбросила чертов носитель, прочитала чужую жизнь от строки до строки. За три следующих года учебы у нее получилось многое забыть: прогулки с Петей, запрокинутое на спинку кресла серое лицо, свое недолгое сидение в реанимации и разговор с врачом. Но первые строки с планшета буквально впечатались в память:

«Петр Иволгин – высокоорганизованный клонированный организм, серия АСВ, дата создания январь 2346 года. Прогнозируемый срок функционирования 15 лет. Специализация – глубоководные погружения. Личностные характеристики: коммуникабельность, потребность в новых впечатлениях, склонность к взвешенному риску, способность к одиночной, требующей высокой концентрации внимания работе».

На предложения с сухим описанием подводных экспедиций Петра и полученных результатов капали слезы. Расплывались на гладкой поверхности бесформенными пятнами и их приходилось стирать. Этот старик был младше ее на три года. Не зря она представляла его прыщавым подростком.

Высокоорганизованные клоны по сути ничем не отличались от людей. Также чувствовали, также думали. Разве что обладали заранее спроектированными качествами и способностями. Появлялись они на свет сразу взрослыми, проходили трехлетнюю накачку необходимыми навыками и знаниями и отправлялись на службу. Вот только жили на порядок короче. Когда вырабатывался запас жизненных сил, тело сгорало за какие-то полгода. Рабочие лошадки технологически развитого общества. Взрослые дети. Не нужно годами растить, воспитывать, давать системное образование. Новые генные и химические технологии, и вот тебе – очередное позорное пятно на репутации человечества.

К моменту их с Петром встречи производство высокоорганизованных клонов было под запретом уже несколько лет.

До тех пор пока в обществе модельного права их определяли как искусственно созданные организмы, никаких проблем не было. Но все изменил иск группы правозащитников. Они потребовали переквалифицировать таких клонов из "организма" в "человека", пусть и искусственного. Для этого были все основания. Способность к творчеству, эмоциональность, саморефлексия – весь набор человеческого.

Стоило поменять термин, как вся система использования высокоорганизованных клонов стала противоречить модельному праву. Следуя формализованным процедурам, их запретили. Осталась возможность эксплуатировать клонов с минимальным уровнем точности копирования. Почти биомассу с примитивными навыками и без самосознания. Но толку от этих созданий было мало, разве что отправить в магазин за покупками. И жили они от силы месяц.

Женю тошнило при виде таких домашних рабов, но использование их – дело законное.