Корабль отстоя

– А что ты так к НАТО привязался? Ну? Расширяется оно! Ну, на восток! А ты хотел, чтоб на юг, что ли, оно расширялось?

– Я…

– Нет, ты погоди! Обоснуй! Только без рывка на себе белья. Я этого не люблю. Я эмоций, как ты понимаешь, ни от кого не жду. Я жду логику и смысл. А ты, значит, считаешь не совсем естественным то, что они туда расширяются? Но это же их собачье дело куда расширяться, а не наше собачье.

– Хорошо! Я скажу! Они завтра будут в нашем полигоне БП!

– А что их стесняет появиться в нашем полигоне? Да они из него никуда и не уходили? Они там появлялись, появляются и появляться будут, несмотря на все твои слюни! Жизнь! У них такая! И задача! У них такая! А твоя жизнь! И твоя задача! Их гонять по этому полигону! Безудержно! Обнаруживать и гонять! Отрабатываться! И не давать подходить к границам! И нечего тут сопли по щекам размазывать – «расширение». Вы существуете только ради того, чтоб они к вам лезли, а вы бы сопротивлялись! От вас ждут противодействия. Все лезут ко всем! И без разницы, НАТО это или малайские пираты!

Зам обиделся и ушел.

Помолчали.

Потом старпом рассказал мне о том, как сажали Томмазо Кампанеллу сажали на кол.

КРЕЙСЕР

Свершилось. Наша база выползла на торпедную стрельбу. Почему «наша база»? Потому что людей наскребли со всей базы. И корабль выставили только один. И вся штабная шушера на него сейчас же села, потому что ей давно в море пора. Старшим – командующий флотилии, а наш старпом с штурманёнком был посажен на «тэ-эл» – на торпедолов, обеспечивать.

И наступило счастье. Старпом в его преддверии все ходил, улыбался и пел себе под нос русские народные песни и ещё «Вышла замуж я за партизана» на манер старинного романса.

Но без приключений не обошлось. То, как они никак погрузиться не могли, а потом никак не могли всплыть – это не приключение, а отдельная ерунда, и мы о ней говорить не будем.

Мы лучше расскажем, как на них американский крейсер напал. То есть, сначала он на них, а потом… но лучше по порядку.

Вышли и пошли, пошли, пошли, понимаешь, в район стрельб, заняли его и – давай пулять торпедами.

И вот появляется крейсер. Такой увесистый утюг, что представить страшно.

На полном ходу он прет на лодку, а по дороге вывешивает флаги международного свода, мол, у меня авария, неисправность, не соображаю, не могу себя сдержать.

Еле нырнули и в сторону отскочили, и так раза три подряд, потому что мелководье, сто метров под килем, и если б он над ними прогрохотал, то брюхом бы весь грунт на дне изрыли.

Потом наши всплывают, кричат «торпедные аппараты «Товьсь!» – а что там может быть «Товьсь!», если боевых торпед все равно нет и этот американский придурок отлично все понимает, его воздухом через дырочки на носу не очень-то испугаешь.

А Андрей Антоныч в тот момент сильно переживали, бегали, хватались за поручни ручками и жутко сжимали все подряд, то белея, то краснея телом.

При этом они говорили такое… ТАКОЕ, что некоторые выражения лучше бы спрятать за «та-та-та»… вот например:

– Ах ты, сука – та-та-та! Что творит, та-та-та, поскребыш! Ты посмотри что – та-та-та – тварь, творит! Распоясались! Та-та-та совсем! Соскучились совершенно! Меня на них нет! Нет на них меня, я вам так скажу! Я б ему, гаду!.. Яйца между пальцев и об седло! И чтоб всю его волосень на кулак и об… Гляди!.. Ты гляди! Нет, ты гляди!.. Я тебе говорю: ГЛЯДИ!!! Что делает, та-та-та… Ах ты, засранец!!!

И тогда приказали старпому на тэ-эле отогнать крейсер. Это как крысе напасть на динозавра.

А Андрей Антоныч, обретая в который раз за этот день бодрость и здоровье, подскакивает к обалдевшему мичману – командиру тэ-эла и орёт:

– Где твое оружие?!!

– Мое?

– Жуй быстрей! Не моё же! Твоё! Любое! Какое есть?

– Два автомата АК и ящик патронов.

– Тащи сюда.

И вытащили.

Ящик.

А старпом так вооружился автоматами, причем сразу двумя, что из его полуметровых ладоней только два жалких дула и торчало, после чего он пошел на «вы».

Околомэнэ!!! Крейсер в сторонке отдыхает и с интересом наблюдает за приготовлениями, а тэ-эл разогнался и на него попёр.

Американец-то знает, что оружия на тэ-эле не водится, и поэтому спокоен, как гавайская мотыга.

А старпом подлетел ему под борт и ударил с двух стволов, и все американские головы, свесившиеся было на нас сверху поглазеть, сказали американское слово «Я!» и немедленно спрятались, как бы рикошетом не зацепило.

Американец врубил ход, а тэ-эл не отстает, держится в мертвой зоне для вражеской артиллерии и из автоматов поливает – патронов-то полно.

Не знаю, сколько бы это продолжалось, если б американец опять не сбросил ход и на чистом русском языке не сказал бы на все море в мегафон: «Поражен вашей наглостью! Как расходиться будем?»

«Никак! – ответил старпом совершенно без мегафона. – Я ещё должен в тебе дырку просверлить!»