— Согласен, дружище, но я говорю о затрещине, а это было серьезной ошибкой. Если бы вы всего лишь пригрозили ему вымбовкой, он воспринял бы это как само собой разумеющееся. Но дать ему затрещину… Ведь он, как я уверен, был коптом. Эти ребята всегда имеют отношение к колдовству… Крайне чувствительные, они воспринимают затрещину как самое страшное оскорбление, которое только можно им нанести. Впрочем, то же самое мы имеем и с французами, если верить тому, что я прочитал о них.
Я поинтересовался у Рапси, какое отношение история с коптом может иметь к большому красному зверю и тревоге, царившей на борту.
Он пожал плечами, зашел в каюту и тут же снова вышел на палубу с пистолетом Деррингера в руке.
— Джонни, — сказал он, сунув пистолет мне в руки, — насколько мне известно, вы хороший стрелок. Постарайтесь как следует прицелиться, когда вы встретите красного зверя, потому что мы надеемся долго видеть вас в должности второго офицера, хотя вам, конечно, нужно еще многому научиться.
Больше мне ничего не удалось вытянуть из Рапси.
Я обычно становился на вахту с полночи до четырех утра, поэтому, как только пробило двенадцать часов, я оказался на мостике. Стояла чудная ночь с полной луной. «Фульмара» плавно покачивали длинные волны, в то время как машина и винт работали безукоризненно, радуя душу главного механика.
Что мне следовало посчитать предупреждением? И откуда оно пришло — из моего подсознания или меня предупредил мой ангел-хранитель? Я не знаю. Может быть, и то и другое…
Как бы там ни было, но я резко обернулся и увидел большого красного зверя, скользнувшего вдоль надстройки и устремившегося ко мне.
Господи! До чего же отвратительное существо! Гибкое, размером с жеребенка, с дьявольской мордой, извивавшееся, словно ящерица.
Я не сомневался, что животное собиралось броситься на меня, и поэтому, не дожидаясь продолжения, выпалил в него два раза из моего деррингера.
Зверь испустил жуткий вопль, похожий не на рев раненого животного, а, скорее, на крик смертельно раненного человека.
В воздухе не успел затихнуть грохот выстрелов, как это существо исчезло.
На палубу выскочил Рапси.
— Вы попали в него? — крикнул он.
— Мне показалось, что я стрелял в нечто туманное, — растерянно ответил я, показав Рапси место, где, как мне показалось, находился зверь.
— В этом случае здесь оказались бы следы от пуль. Но их нет.
— И что это значит?
— Что вы всадили две пули точно в брюхо чудовищу. Пойдем, опрокинем по стаканчику. Вам нужно выпить, а потом я должен многое рассказать вам.
— Я ничего не понимаю в спиритизме, — начал Рапси, — но я слышал, что некоторые медиумы выделяют вещество, способное принять любую форму, даже человека, и что созданное таким образом существо будет чувствовать все, что чувствует сам медиум… Вы улавливаете, к чему я это говорю?
— Ну… в общем, не очень…
— Дело в том, что если вы нанесете укол созданной медиумом фантоматической форме, то он сам тоже почувствует укол.
— Хорошо, теперь я понимаю, что вы имеете в виду. Кстати, у меня есть кое-какие соображения в связи с этим. Но теперь вы объясните, как все это связано с этим большим красным зверем?
— Связь существует, дружище, и при этом самая непосредственная. Можно даже сказать, зловещая. «Рожи, посыпанные перцем», что мы наняли в Коломбо, утверждают, что этот копт был гуру, то есть он принадлежал к секте колдунов, обладающих способностью материализовать свою злобу, особенно в момент, когда им грозит смерть. Эта злоба проявляется в виде какого-нибудь мерзкого существа, старающегося причинить максимальный ущерб субъекту, на которого была направлена злоба.
— Это значит, что животное-призрак…
— Могло быть «проекцией» гуру, как говорят инициированные. Или, короче говоря, его злобой, направленной на вас.
Рапси покачал головой и сделал большой глоток рома. Потом он продолжил:
— В это время копт, вероятно, скончался в Сингапуре в больнице для моряков. Интересно, что подумают врачи, когда обнаружит две пули калибра 9 миллиметров в теле больного, страдавшего от неизвестно какой болезни!
Музыкант-безбилетник
Незаконный пассажир — это безбилетник, незаметно пробирающийся на судно в надежде спрятаться на нем и путешествовать за казенные деньги.
Чаще всего он выходит из укрытия через два или три дня и сдается команде судна.
Разумеется, его оставляют на судне, поскольку оно давно находится в открытом море, но он должен отрабатывать свое питание. Естественно, не получая ничего за свой труд! Бывает и так, что капитан нанимает бедолагу за небольшие деньги, если тот хорошо ведет себя.
На первом же заходе в порт его сдают портовым властям, это закон. Иногда ему разрешают остаться на судне до конца плавания под полную ответственность капитана. Как бы там ни было, он никогда не избегает знакомства с морскими властями.
«Фульмар» вышел из Гамбурга с пустыми трюмами и должен был заправиться углем в Саутгемптоне, где его также ждал небольшой груз для Галифакса.