Был общий выезд «Ленкома» в Версаль. Тоже по тем временам событие. Спустя много лет я услышал, что над парком Версаля прошел ураган, деревья вырывало с корнями, они полетели и даже разрушили какие-то строения. Странно, но это событие воспринималось как разрушение чего-то родного. К концу гастролей мы все истосковались по дому, и пора пришла уже возвращаться, но, с другой стороны, не хотелось уезжать, так здорово нас принимали. Мы понимали, что сделали хорошее дело не только для себя, для театра, но и для страны, а кто-то в Москве говорил:
— Да они там в Париже, прости господи, перед столиками в ресторане чего-то играют.
Как так! Какой ресторан! Мы же знаем, как нас принимали. После того как «Ленком» отыграл «Юнону» в Нью-Йорке, на Бродвее, а это уже когда наступила перестройка, демократия, я на улице около своего дома встречаю Авангарда Леонтьева. Постояли, обменялись новостями, потом он спрашивает: «Говорят, вы там не очень пошли». Я начал его тащить в дом, чтобы показать видеозапись со спектакля. Несмотря на то, что в зале категорически запрещали снимать, что на видео, что на фото, я попросил, чтобы на мою видеокамеру местный американский завхоз снял хотя бы фрагменты того, «как нас принимают». «Завхоз» втихаря забрался в последнем акте на колосники за занавес.
…Играли мы в «Сити Сентр» — втором по значимости театре на Бродвее. То есть если открываешь страницу справочника: что идет в театрах Нью-Йорка, то под первым номером — «Карнегги-холл», под вторым — «Сити Сентр». Прежде всего, это балетный театр, нередко на его сцене выступает знаменитая труппа «Джеффри-балет», ну и мы там работали.
…Когда незадачливый оператор поднялся наверх, охрана его быстро вычислила, как — неизвестно, скорее всего настучали, но только он начал снимать, тут же у него на плече — рука, полисмен. Мой американский папарацци объясняет:
— Да я для русского актера снимаю, это его камера, он только аплодисменты хочет оставить себе на память.
— Нельзя.
Тогда он уже в самом конце гастролей пролез куда-то за кулисы и оттуда на последнем спектакле снимал, как зритель нас принимает. И хотя на пленке видны только кусочки партера, но и так понятно, что зал битком, и хорошо слышно, как они орут.
Я взмолился: «Гарик, пойдем, посмотри, если ты не веришь». Леонтьев испуганно: «Коля, я верю, верю».
Вероятно, я стал орать на всю Москву, какая у нас вышла победа. Так мне было обидно.