– Здесь – воюем!!! – яростно перебил Лесник. – И если им достанутся бумаги Азиди – мы просрем эту войну! И Россию, и весь мир! Стреляйте, мать вашу!
Старцев медлил. Командир шнелльбота тоже – катер сбросил обороты, затем дал задний ход – и закачался на волнах чуть поодаль от «Тускароры». Лесник, надеясь на поддержку коллежского асессора, поискал взглядом Буланского, – и не увидел.
– Вашскобродие, господин капитан-лейтенант! – взволнованно заговорил один из матросов. – Я ж в ту ночь вахту держал на «Князь Суворове», ну, когда миноносцы-то... Они ж это, верно говорю! Святой истинный крест – они! Правда, те сумерках чуть большей показались, но по виду – точно они!
– Стреляйте!!! – выкрикнул Лесник. В бинокль он разглядел, как Азиди поднес к лицу нечто небольшое, черное, квадратное. Затем опустил и показал рукой прямо на то место, где залегли русские.
Старцев не успел ничего скомандовать – немцы начали первыми. Загрохотала зенитка, через секунду к ней присоединились два ручных пулемета. И матросы открыли огонь без приказа...
Лесник в бой не вступил – одним прыжком пересек простреливаемую зону, бросился на спардек. Ворвался в заставленное аппаратурой помещение, где они провели несколько последних часов. Шансов на победу практически нет – мосинскими винтовками против двадцатимиллиметровой скорострелки с трех сотен метров долго не повоюешь. Тем более что огонь корректирует Азиди, сберегший какой-то чертов детектор, явно произведенный в будущем... Досадно, что Харпер перед отплытием демонтировал все вооружение «Тускароры»... Но чем бы ни закончился бой, секрет атомной бомбы не должен угодить к Гитлеру. И не угодит...
Он выволок наружу железный ящик, содрал крышку. Вновь метнулся обратно, подхватил пару свертков с микрофильмами и припрятанную в дальнем углу канистру. Емкость эта, обнаруженная во время одинокой экскурсии по «Тускароре», содержала не бензин, и не спирт, – но какую-то хорошо горевшую жидкость с резким запахом.
Лесник запрокинул горловину над ящиком, прозрачная струя хлынула на документы. Звуки боя не смолкали. Продержитесь еще пару минут, ребята, всего пару минут...
Пламя полыхнуло с громким хлопком – над ящиком встал огненный столб, повалили клубы удушливого черного дыма.
Он метался как заведенный – внутрь и обратно, внутрь и обратно. Пакеты с микрофильмами летели в огонь. Проще было бы сжечь все на месте, но кто знает, в каком состоянии на эсминце автоматические системы пожаротушения, – чего доброго среагируют на дым, зальют все пеной...
Ну вот и всё... Последний пакет. Схватка с шнелльботом явно шла к финалу – зенитный автомат грохотал, не переставая, винтовки отвечали ему всё реже, пулемет боцмана смолк...
Простите, ребята, но пойти и умереть рядом с вами не могу... Не имею права. Кто-то должен потопить проклятый эсминец, чтобы история не повторилась вновь. Времени у немцев немного, и дотошно обыскать весь корабль они не успеют.
Он уже направился к ведущей внутрь двери, когда прозвучал негромкий, какой-то словно приглушенный, словно донесшийся сквозь толстый слой ваты, но тем не менее очень мощный взрыв.
Содрогнулась палуба. Содрогнулся Лесник. Содрогнулась вся «Тускарора».
Что за чертовщина?!
Неужели немцы пустили в ход торпедный аппарат?! Иного вооружения, способного вызвать похожий эффект, на шнелльботах нет... Но зачем?! Какой смысл?! Достаточно было подавить с безопасного расстояния ответный огонь и высадиться на эсминец, добив уцелевших...
Забыв о первоначальном намерении, он поспешил на противоположный борт.
Шнелльбота не было. Вообще. Катер не шел на сближение, не отступал в туман, не горел, не тонул... его просто не было, лишь расходилось маслянистое пятно над бурлящей водой.
Искореженный металл надстроек. Палуба, залитая кровью. Скорчившийся труп в черном бушлате – вместо головы кровавая каша. Раненый – стонет громко, протяжно, с подвыванием. Склонившаяся над ним громадная фигура боцмана Кухаренко. Буланский с окровавленным лицом, но твердо стоящий на ногах.
Лесник выхватывал взглядом куски, фрагменты общей картины и никак не мог понять: что же, черт возьми, здесь произошло?
Все остальное понятно: вот откуда пошло то ощущение неправильности, преследовавшее его при отплытии арабов. Юхан Азиди и в самом деле никак не успевал изготовить и всучить им фальшивый график остановок «Тускароры» во временах. Он и не изготавливал... Однако все же всучил. Разгадка проста: выстрелы, прозвучавшие при первых переговорах с арабом, и его слова о Зигфриде, попытавшемся обмануть хозяина.
А как мог обмануть «хранитель машины времени» своего работодателя? Если в самом деле занимался тут привязкой ко времени астрономическими методами?