Корабль-призрак

— Да, синьор, — продолжал солдат. — Это не только печально, а и жестоко; кроме того, ведь это обман и насилие над свободным человеком! Я уже не раз собирался приставить дуло своего ружья к виску, но знаете, пока человек жив, жива в нем и надежда!

— Совершенно верно, мой друг, и мне вас душевно жаль! Вот у меня остались два червонца; я даю вам один из них; быть может, вам представится случай переслать] эту малость вашей бедной жене и деткам!

— А вот еще один от меня! — прибавил Филипп, подавая ему еще один золотой.

— Да сохранят вас все святые, синьор! — воскликнул солдат. — Хотя жена моя и дети едва ли получат когда-нибудь эти деньги, все же благодарю вас за ваше доброе отношение!

— Кстати, — заметил как бы мимоходом Кранц, — вы упоминали об одной молодой женщине европеянке! Что вы хотели сказать о ней, когда нас прервали?

— Это была очень красивая женщина, и наш комендант был сильно влюблен в нее!

— Где же она теперь?

— Она отправилась в Гоа вместе с одним приезжим патером, который знал се раньше. Звали этого патера о. Матиас, славный такой старик; он еще преподал мне отпущение грехов, когда был здесь!

— Так вы говорите, что комендант был влюблен в молодую женщину? — продолжал Кранц.

— Да. он положительно с ума сходил по ней; бродил за ней, как тень, по целым дням, и если бы не патер Матиас, он ни за что не отпустил бы ее отсюда, хотя и знал, что у нее есть муж.

— Так она отправилась в Гоа?

— Да, и, вероятно, была очень рада, что ей удалось вырваться отсюда; ведь, наш комендант очень докучал ей, а она, как видно, сильно тосковала по своем муже. Вам неизвестно, синьоры, жив ее муж?

— Нет, мы ничего не знаем об этом; хотя мы плавали с ним на одном судне, но давно ничего не слышали о нем!

— Ну, если он жив, то я от души желаю, чтобы он не попал к нам сюда: если он будет во власти нашего коменданта, то ему придется очень несладко. Этот человек ни перед чем не остановится, а здесь над ним нет высшей власти. Он смелый и отважный господин, несмотря на свой малый рост, надо отдать ему справедливость; но чтобы обладать этой женщиной, он рискнет, чем угодно, а муж — это очень серьезное препятствие! Однако лучше мне не оставаться так долго с вами, — добавил солдат, — в случае, если я понадоблюсь вам, вы всегда можете позвать меня; мое имя Педро. Спокойной ночи, синьоры, и тысяча благодарностей! — и солдат удалился.

— Во всяком случае, мы приобрели себе друга, — сказал Кранц, — а это никогда не мешает; кроме того, получили от него немаловажные сведения.

— Даже очень важные! Мы теперь знаем, что Амина отправилась в Гоа с патером Матиасом; теперь я уверен, что она в безопасности. Это прекраснейший человек, отец Матиас, и я могу быть спокоен.

— Да, все это так, но не забывайте, что вы сами в руках вашего смертельного врага. Мы должны покинуть этот форт как можно скорее. Завтра мы должны подписать это удостоверение; оно не может иметь значения для нас, так как мы, вероятно, будем раньше в Гоа, чем туда придет эта бумага; кроме того, даже известие о вашей смерти не заставит вашу жену стать женой этого иссохшего маленького сухаря с большими усами.

— Я в этом уверен! Тем не менее это известие может причинить ей большое горе!

— Во всяком случае не худшее, чем ее теперешняя неуверенность и опасения. Но что рассуждать об этом: подписать удостоверение мы должны. Я подпишусь Корнелиусом Рихтером, третьим младшим помощником, а вы — Жакобом Вантритом, помните это!

ГЛАВА XXXII