Корабль-призрак

Но Андерсон справился сам: отскочил, так что лезвие лишь рассекло штанину, слегка задев кожу, — и тут же его тяжёлый морской сапог припечатал к палубе кисть врага, круша кости. Бородатый взвыл, но всё-таки попытался перехватить нож левой рукой.

Шкипер вновь пустил в ход сапог — и нож, серебряной рыбкой мелькнув в воздухе, канул за борт. На этом попытки сопротивления завершились — началось жестокое избиение.

Несколько секунд Лесник не вмешивался. Затем, видя, что вошедший в раж шкипер сейчас запинает бородача до смерти, или, по меньшей мере, до исключающего какой-либо допрос состояния, рявкнул:

— Хватит, Андерсон!

— Эта гнида убила Торстена! — прохрипел шкипер, вновь замахиваясь ногой. — Размажу по палубе, а что останется — скину в море!

— Прекратите истерику! — В голосе Лесника звучали металлические нотки. — Лучше помогите его связать…

Шкипер с большой неохотой прервал своё увлекательное занятие. Вдвоём они стянули бородатому руки за спиной его собственным ремнём, наложили жгут на ногу — под простреленным коленом натекла изрядная лужа крови.

— Выясним, кто он, как и откуда здесь появился, — сказал Лесник. — Если окажется разговорчивым — угодит в руки гуманной датской полиции. Будет молчать — делайте с ним, что хотите.

Он говорил намеренно громко, следя за реакцией пленника. Похоже, английский язык тот понимал, но отреагировал для подобных обстоятельств не совсем типично — язвительно хохотнул и не менее язвительно произнёс какую-то фразу. Лесник не понял ни слова — но, судя по лицу Андерсона, ничего приятного не прозвучало.

4.

Пленник — доставленный в рубку, перевязанный и получивший обезболивающий укол — повёл себя достаточно нагло. Сидел в углу, у переборки, баюкая раненую ногу, и всем своим видом демонстрировал высокомерное презрение. Его брезгливо поджатые тонкие губы порой кривились в странной усмешке, значения которой Лесник не понимал. Ну прямо-таки лощёный английский лорд в лапах грубых и грязных разбойников. Хотя доносящийся от пленника запашок свидетельствовал, что как раз именно он не мылся недели три, а то и дольше…

— Как вас зовут? — обратился к нему Лесник.

Его немытое сиятельство вновь криво усмехнулся, но всё же соизволил разжать губы.

— Можете называть меня Зигфридом, — произнёс он по-английски.

— Сдаётся мне, что зовут его не совсем так… — пробормотал Андерсон. Лесник бросил взгляд в его сторону, но ничего не сказал.

— Это вы убили юнгу Торстена?

— Не знаю никаких Торстенов, и никого не убивал.

— А трубой хотел муху на мне прихлопнуть, гад?! — вновь встрял шкипер.

— Помолчите, Андерсон! — осадила его Диана.

— Зачем вы на него напали? — продолжил допрос Лесник.

Молчание.

— Что вы вообще делаете на этом корабле?

Молчание.

— Вы будете отвечать на мои вопросы?

Молчание, сопровождаемое презрительной улыбкой.

— Да что мы вообще с ним цацкаемся? — не выдержал Андерсон. — Прикончить подонка, и дело с концом! Всем спокойнее будет.

— Что с ним делать — решаю я! — резко сказал Лесник.

И тут Зигфрид выдал негромкий лающий смешок.

— Ты думаешь, что хоть что-нибудь тут решаешь? — отсмеявшись, произнёс он. — Здесь полные кубрики думавших точно так же. И вы к ним ляжете. А я уйду — так же, как и пришёл сюда.

— Как именно? — быстро спросила Диана.

Но пленник вновь замолчал, в рубке воцарилась мрачная тишина.

Диана сделала характерный жест за спиной Зигфрида, и Лесник её вполне понял. Запас «правдореза» канул вместе с багажом, времени искать психологические подходы нет… Остаётся одно: применить самый жёсткий вариант экстренного потрошения, и, как выразился шкипер, «сбросить остатки в море».

Но Лесник отчего-то медлил.

Затем шагнул к выходу, поманив Диану. Выходя, сказал:

— Андерсон, глаз не спускайте с пленного. Мы ненадолго…

Шкиперу такая перспектива абсолютно не понравилась.

— А почему это вы уходите, а я остаюсь? — с подозрением спросил он. — Сговориться решили за моей спиной? А если он (кивок на Зигфрида) развяжется и выпустит мне кишки?

Лесник глубоко вздохнул.

— Совсем недавно, на палубе, вы отчего-то вели себя смелее, — успокаивающим тоном произнёс он. — Вы же сильный мужчина, и с простреленным коленом наш друг никакой опасности для вас не представляет.

5.

Лесник откинул крышку люка и посветил фонарём вниз. Ступени трапа уходили в темноту, матово поблёскивая металлом, ни следа ржавчины. Да и вообще всё здесь, в отличие от кормы эсминца, выглядело так, словно ещё вчера суровый боцман гонял в хвост и в гриву нерадивых матросиков, заставляя драить палубу и подкрашивать надстройки.

— Подсвети, пожалуйста. — Он протянул фонарь Диане, достал из кармана второй — Я спущусь и посмотрю, что там есть.

Он скрылся в тёмном проёме. Некоторое время оттуда не доносилось ничего, кроме гулкого стука ботинок по металлу, потом и этот звук смолк. Наконец из люка вновь появилась голова Лесника.

— Логово Зигфрида, — коротко проинформировал он. — Я так и думал — если он и вправду абориген «Тускароры», то обосновался где-то на самом носу корабля.

— Он был один?

— Один… И не барствовал, скажу я тебе. Тюфяк, примус, запасец консервов и концентратов.