Корабль-призрак

«А ведь он боится не только ответственности и гнева адмирала, — понял вдруг Старцев. — Меня тоже. Ишь как буквально проглотил «авантюру»… Мало ли, что я лишь капитан-лейтенант — но в Главный штаб вхож, с адмиралами за руку здороваюсь: вдруг да отразится размолвка со мной на карьере лейтенантской? Нет, каким бы флотоводцем ни был Рожественский, людей на командные посты он подбирает явно неудачно…»

Казакевич вдруг протиснулся к выходу из рубки, шагнул за порог — и слышно было, как он демонстративно, громко и смачно, сплюнул за борт. Ни малейшего замечания вернувшемуся подчинённому лейтенант не сделал, смотрел затравленным зверьком.

Старцев вновь взглянул на Буланцева — не пора ли, наконец, вскрыть конверт и предъявить предписание? Однако Богдан Савельевич медлил. Неужели до сих пор не считает обстоятельства «особыми»?

Пришлось самому искать выход.

— В сложившейся чрезвычайной ситуации, не предусмотренной полученными приказами, принимаю командование абордажной партией на себя, как старший по званию, — командирским тоном заявил капитан-лейтенант. — Под вашим же началом, Александр Николаевич, останется достаточное число матросов, дабы выполнить первоначальные распоряжения адмирала. В случае нужды пополните личный состав на «Камчатке» — если с поднявшимися на борт неизвестного корабля приключатся… хм… обстоятельства вовсе уж непредвиденные.

Такая самодеятельность в корне противоречила Уставу, но в глазах Новосильцева заплескалась нескрываемая радость.

— Вынужден подчиниться, господин капитан-лейтенант!

Слизняк… Как есть слизняк…

— Кухаренко! — скомандовал Старцев, выходя на палубу. — Отобрать двенадцать матросов в абордажную команду! По готовности немедленно доложить!

— Слушаюсь, вашскобродие! — радостно откликнулся гигант-боцман и немедленно начал отбор: «Ты, ты, ты… Нет, Зюгин, молодой ты ешшо… Ты, ты… Пилипенко? Ладно… с нами пойдёшь, сам за тобой пригляжу…»

И Кухаренко пояснил Старцеву, указав на совсем юного на вид матроса:

— Брат у него на «Петропавловске» потонул, вашскобродие. Так парень больно уж рвётся с супостатом поквитаться…

— Я с вами, — заявил вдруг Казакевич, даже не взглянув на Новосильцева в поисках формального разрешения. — А то боюсь тут не сдержаться…

Капитан-лейтенант согласно кивнул.

— Готово, вашскобродие! — доложил Кухаренко. И прибавил вполголоса:

— Ребята толкуют — туман небывалый какой-то, в жизни такого над морем не видывали… Говорят, чуть ли не к диаволу самому в гости приплыли… Раз такие мыслишки пошли — начинать надо немедля, вашскобродие…

— И в самом деле, туман любопытственный, — кивнул Казакевич. — Да только…

Договорить он не успел. Раздался выстрел. Затем ещё три или четыре — не по ним, приглушённые хлопки звучали где-то в глубине «крейсера».

— На абордаж! — рявкнул Старцев.

Глава третья. Плюсы и минусы системы глобального позиционирования

1.

Андерсон попробовал разлепить веки, но тут же понял, что его глаза, видящие лишь тьму, широко раскрыты… Он очумело помотал головой. Ощущение было таким, словно его всё-таки шарахнули с размаху по голове — чем-то очень тяжёлым, но мягким…

Наконец, обстановка рубки начала появляться перед глазами — медленно, неохотно. В углах ещё таилась мгла. И оттуда, из мглы, прозвучали слова:

— Ну и как тебе это понравилось, шкипер? Я-то привык, мне это как чихнуть… Послушай, шкипер, твои друзья — уже покойники. А вот ты, пожалуй, ещё можешь спасти свою задницу…

Теперь Зигфрид говорил по-норвежски. Голос его был спокойным, равнодушным и ни к чему не обязывающим, — будто белокурый бандит беседовал сам с собой. Андерсон молчал, приходя в себя после приступа внезапной дурноты. Затем демонстративно отвернулся и уставился сквозь переднее стекло на туман. Ему показалось, что белая взвесь стремительно редеет. Светлее, однако, не стало, скорее наоборот — но шкипер списал это на проблемы с собственным зрением.

— Шкипер, ты меня слышишь?

— Заткнись! Не желаю с тобой разговаривать! — громко сказал Андерсон.

— Не хочешь — не надо. Но как ты думаешь, куда пошли эти двое? И почему они оставили тебя в рубке?

Андерсон ответил не сразу, но повернулся наконец к пленнику.

— Я понимаю, куда ты клонишь, — наконец мрачно пробормотал он. — Сейчас ты скажешь, что русские нашли способ сбежать с корабля, а меня бросили здесь.

— Нет, я этого не скажу. Отсюда нельзя уйти. Точнее — нельзя уйти без моего разрешения.

Зигфрид многозначительно замолчал.

— Врёшь ты всё, — тоскливо сказал Андерсон, не дождавшись продолжения. — Если бы ты хотел отсюда уйти, то давно бы это сделал.

— А зачем? Я могу покинуть этот корабль в любой момент, но у меня ещё остались здесь кое-какие дела. А вот ты отсюда уже не уйдёшь. Ты думаешь, что мы всё ещё в Северном море, к востоку от Доггер-банки? Выгляни наружу, туман сейчас рассеется. Посмотри на часы и подумай: разве в это время года, в этих широтах и в это время суток может быть так темно?

2.

Леснику казалось, что он вынырнул из долгого-долгого беспамятства, вынырнул неизвестно где и неведомо когда…