Корабль странников

Водились в джунглях электрические змейки, змейки-удавки, и змеи-кинжалы — цель их существования заключалась в стремлении доказать справедливость своих имен — птицы-гранаты, птицы-томагавки, и дятлы-черепушки — все они с утра до ночи занимались тем же; бронированные монстры, столь полные жизнью, что даже их конечности, отрезанные лучом лазера, бесчинствовали еще полдня, причиняя разрушений больше, чем причинил бы родитель, останься он единым целым.

У каждого в двести третьем полку был в джунглях свой «любимец». Мирр, например, наибольшее отвращение питал к сорокоротке, сложносоставной зверюшке, похожей на исполинскую гусеницу. Каждый ее сегмент был самостоятельной гадиной, отдаленно напоминающей круг сыра, с четырьмя короткими быстрыми ножками, ужасными челюстями, и массой нервных окончаний на спине и животе. Эти отдельные составные части были довольно опасны сами по себе — злобные, быстрые, агрессивные поганки, попасть в которые из винтовки было неимоверно трудно — но когда штук десять или двенадцать соединялось в полноправную сорокоротку — берегись! Чтобы заставить чудовище распасться, нужно было поджарить не менее половины сегментов. Правда, остальные тут же разбегались и возобновляли атаку со всех сторон. Именно в схватках с сорокоротками Мирр почувствовал, хотя и несколько запоздалую, благодарность к компании ПКС за то, что остатки своих скудных средств она потратила на защитные чашечки, а не на красивые, но менее полезные предметы экипировки.

Тогда же мысль о побеге завладела Мирром безраздельно.

Первым делом нужно было вытянуть как можно больше информации из лейтенанта Хихикинса, но поговорить с ним один на один долго не предоставлялось возможности — лейтенант, которого вновь охватил патриотический зуд, проводил все часы бодрствования в гуще схватки. Только на третий день Мирру удалось загнать его в угол неподалеку от полевой кухни. Когда Хихикинс осознал, что капкан захлопнулся рот его сделал несколько неудачных попыток с неудовольствием сжаться.

— Мне некогда болтать с вами, Мирр, — прошипел он нетерпеливо ковыряя ногой землю. — Мы не спасем Терру работая языками!

— Но дело обстоит именно так, сэр! — возразил Мирр, стараясь произносить только те слова, которые обязательно найдут путь к сердцу юного лейтенанта. — Мы спасем ее!

Хихикинс отпрянул.

— Что за чушь вы несете, Мирр?

— Сэр, сорокоротки сожрали уже уйму наших, и… и… — Ужасаясь собственной лжи, Мирр выпалил: — Я придумал, как бороться с ними!

— Слушаю.

— Ну… — в поисках вдохновения мысли Мирра обгоняли одна другую. — В общем, они особенно опасны, когда соединяются дюжинами, значит, этого нельзя допускать!

— Каким образом?

— Их надо опрыскивать маслом, сэр! Тогда они будут соскальзывать друг с друга! Сойдет любая смазка — даже крем для загара…

— Ваша идея гнусна и отвратительна, — зловеще сказал Хихикинс.

Мирр, который думал точно так же, схватил лейтенанта за руку.

— А еще мы можем опрыскать их чем-нибудь, чтобы изолировать нервные окончания. Любой быстросохнущий лак — лак для волос, например.

— Интересно, что подумают на Терре про Легион, если мы начнем заказывать крем для загара и лак для волос?

С этими словами Хихикинс вырвал руку и подозрительно уставился на Мирра:

— И вообще, что это за разговоры? Очередной трюк «зеленых»?

— Прошу вас, сэр, не надо так говорить! — с жаром сказал Мирр, чувствуя, что наконец-то разговор принимает нужный оборот. — Никто не может быть более предан Легиону и вам лично! Знайте же, повиноваться меня заставляет не усилитель команд, а любовь к… э-э… Терре и уважение к вам как к офицеру.

— Не пытайтесь ублажить меня!

— Это святая правда, сэр!

— Если бы я хоть на секунду поверил, что это серьезно…

— Совершенно серьезно, сэр…

— Ну… в таком случае, спасибо, Мирр. Такого мне раньше никто…

Хихикинс несколько раз моргнул, потом достал носовой платок и высморкался.

— Иногда мне хочется, чтобы побольше людей в Генеральном Штабе стали похожи на генерала Голлубея, который запретил пользоваться усилителями в своей дивизии… Ведь я никогда не узнаю, прирожденный я лидер, или нет!

— Да, сэр, это серьезнейшая проблема. И все потому, что кто-то вделал в ваше горло дурацкую мембрану, и она вибрирует… с какой частотой? Десять килогерц?… Восемь?…

— Двенадцать, — автоматически ответил Хихикинс. — Знаете, Мирр, я получил огромное удовольствие от нашей беседы. Мне и в голову не приходило, что вы так чувствительны и… Куда вы, Мирр?

— На передовую, сэр! — и Мирр указал на зеленоватую стену джунглей — границу освоенной человеком территории.

Время от времени полумрак под деревьями разрывался пурпурными вспышками, слышны были крики людей, заглушаемые ревом, хрипом и шипением разнообразной фауны, изгоняемой из своих владении. Подбегая к линии огня, Мирр чувствовал себя слегка виноватым в том, что облапошил ничего не подозревающего лейтенанта, но если жизнь дорога ему, нельзя быть слишком разборчивым в средствах.